— А у нас есть… складно получается, — всё так же недоверчиво проворчал дед Пантелей. И тут же впился в меня взглядом. — А твой будущий тесть? Бестужев-то не только служилый, но и вотчинный боярин. У него такое право есть!
— Нет, — покачал я головой. — Валентина Эдуардовича Томилин ничем не обидел. Вот удайся «Белым орлам» их атака на мою базу, да убей они Ольгу, не дай бог, тогда да… но этого не было, а значит, и права идти войной на Вишневецких у Бестужева нет. Впрочем, если бы с головы моей невесты хоть один волос упал, герба Корибут уже не было бы.
— Грозен-грозен, ублюдок малолетний, — издевательски покивал младший Дмитриевич… и застыл, когда я, провалившись в окно, очутился за его спиной и приложил к пульсирующей синей вене на шее неугомонного хрыча тяжёлую трезубую вилку для мяса.
— Ты меня достал, старик, — прошипел я ему на ухо. — Один раз я простил, но ты упорно продолжаешь нарываться на трёпку.
— Кирилл! — от главы рода потянуло гарью. Выпрямившись, я бросил вилку на пустую тарелку, стоящую перед бледным дедом Пантелеем, и направился к своему креслу.
— Прошу прощения, Фёдор Георгиевич. Но, либо вы угомоните своего родича, либо один из нас сегодня не выйдет из этого зала.
— Пантелей, поди вон, — тихо бросил Игорь Дмитриевич, пока глава рода сверлил меня недовольным взглядом. Старый хрыч недоумённо воззрился на старшего брата, но, очевидно, прочитав что-то по его лицу, скривился и, поднявшись из-за стола, медленно пошаркал к выходу, покачиваясь на ходу. С-сука! Да он пьян! Как я раньше этого не понял, а? Ну, Пантелей Дмитрич, ну… полковник-миномётчик, чтоб его!
— Кирилл, я прошу прощения за… несдержанность моего брата, — обратив на меня свой взгляд, так же тихо проговорил дед Игорь и повернулся к по-прежнему стоящему у окна племяннику. Фёдор Георгиевич медленно выдохнул, и накатывающий от его фигуры жар исчез, будто его и не было.
— Поддерживаю слова моего дяди. Кирилл, не держи зла на Пантелея Дмитриевича. Он сейчас… не в форме.
— Я вижу, — протянул я. — Я принимаю ваши извинения и жду их от господина Громова. Если в течении недели он не… образумится, я вынужден буду вызвать Пантелея Громова в круг.
* * *
— Объявился, значит, — сидящий в кресле у камина грузный, явно страдающий одышкой, мужчина в тёмных одеждах поставил на резной столик полупустой бокал с алым вином и, промокнув губы белоснежным платком, довольно кивнул. — Что ж, это хорошо. Не думал я, правда, что своеволие Авдея даст такой итог.
— Мы потеряли «Белого Орла», — тихо напомнил собеседнику, стоящий в трёх шагах от него, гость.