— Внимание! — лицо диктора приобрело бледные оттенки, а взгляд наполнился ужасом. — Только что поступило сообщение, что здание Всемирной Библиотеки, где проходил Всепланетарный Конгресс Писателей-Фантастов, захвачено террористами, причисляемыми к радикальной исламской группе «Первоземельцы». Среди заложников находится весь литературный цвет современного общества.
На плазменной панели стали раскладываться фотографии, словно карты в пасьянсе.
— На ВКПФ слетелись писатели со всей Земли и планет Земной Федерации. В заложниках оказались…
Диктор зачитывал фамилии известных писателей, будто озвучивал приговор. С каменным лицом и траурным голосом.
— …также среди заложников оказался Академик Литературы и Фантастики, прижизненный классик, Болеслав Сарматский.
— Сын! — на одном выдохе изрек Крысобой, нагнулся ближе к экрану и впился взглядом в пасьянс из фотографий.
— Кто сын? Сарматский? Чей? — не понял я.
— Нет. Не Сарматский. Шоммер. Крысобой ткнул толстым пальцем в фотографию мужчины средних лет в правом верхнем углу панели.
— Исайя Шоммер. Мой сын там. Среди заложников…
— Я должен быть там.
Крысобой ребром ладони отбил горлышко бутылки. Поползла пена. Он припал к рваному краю и, утолив жажду, продолжил:
— Я обязан быть там. Где мой сын. Там. С ним.
— Что это тебе даст? — осторожно возразил я. — Тебя не допустят в здание. Тебя не допустят к участию в операции… Зачем?
— Я должен!
Крысобой вскочил, выключил плазменную панель и перепрыгнул через диван.
— Ты пойми, Русс, я был все эти годы далек от сына, но хотел быть с ним. Я не мог. У меня есть шанс. Если я не сумею помочь, то хотя бы поприсутствую. Буду рядом.
— И в это время Ренату убьют? — выдал я свой контраргумент.
— Или убьют моего сына?! — прокричал Марк.
— Хорошая дилемма, — я закрыл глаза. — На одной чаше весов твой сын, на другой Рената. Ты жертвуешь Ренатой.
— Жертвую. Твою мать! Жертвую! А как бы ты поступил на моем месте?!
— Не порол бы горячку!
Я смерил Марка суровым беспощадным взглядом.
— Вот что бы я сделал на твоем месте. Не порол бы горячку. Там лучшие… — я усмехнулся, — почти самые лучшие специалисты по силовым операциям. Они справятся и без твоего присутствия.
— Ты думаешь, брат, я этого не понимаю. Крысобой обмяк и неловко опустился на пол.
— Я все отлично понимаю. Но я жил с мыслью о сыне, знал, что он жив, и мне было хорошо. Теперь же, когда я убедился в том, что он близок к гибели, я не могу оставаться вдалеке.
— Давай лучше помозгуем, что мы сможем сделать, — предложил я.
— А что сможем? Что сможем?.. Ни хрена не сможем. Это тебе не шоу и не вольная охота.