— Не стоит быть таким самоуверенным. Уж кто точно не доживет до вечера, это один самоуверенный инквизитор. Лучше переживай за свою шкуру, а за нас не надо.
— Ты серьезно? Ты вообще сам себя слышишь? Ты хотя бы отдаленно понимаешь, кто такие инквизиторы восьмого сектора?
— Конечно знаю, — кивнул шеф.
— Тогда ты должен знать, как центр реагирует на пропажу одного из его цепных псов. Сюда уже мчится гвардия по вашу душу.
— Это вряд ли, — оскалился ублюдок. И кивнул куда-то вниз. — Мы хорошо подготовились к торжественному приему.
Я скосил глаза. На правой руке у меня было что-то вроде беспалой перчатки. Из нее хаотично торчали провода и какие-то микросхемы. Все это было перемотано обычной изолентой и мигало лампочками.
Блокиратор, значит. Кустарный конечно. Впрочем, как и все блокираторы. Других не бывает, ибо правительству они ни к чему. Значит маячок, спрятанный под кожей в инквизиторской инсигнии не работает. Центр не знает где я и что со мной.
— Мы зациклили сигнал, так что твои хозяева думают, что ты все еще напиваешься в своем любимом баре. А когда ты перестанешь выходить с ними на связь, нас уже не будет в Альтаире.
Я засмеялся хриплым, рыкающим смехом. Горло нещадно саднило, голова отдавала вспышками боли, но я не мог остановиться. С трудом успокоившись, ответил.
— Ты жалкая тупая восьмерка. Из этого сектора есть только один выход. В черном мешке для отходов.
— Это ты так считаешь. Но за содержимое черного ящика мы купим себе билет в беззаботную жизнь, — он придвинулся ближе, обдавая меня запахом гнилых зубов, брызжа слюной. — Никаких больше сточных канав, восьмерка. Никакого химического воздуха и кислотных дождей. Мы будем жить в раю и купаться в роскоши. И никто больше не будет называть нас восьмерками.
— Ты бредишь, кретин, — с тяжелым вздохом произнес я. — Восьмерка однажды — восьмерка навсегда. Этот сектор пометил тебя, заляпал твою никчемную душонку. Никому не удастся вырваться отсюда. Ни тебе, ни мне.
— Тебе удастся, — спокойно кивнул тот. — В тех самых мешках и довольно скоро. Ну так, расскажешь нам наконец, куда дел ящик?
— Да хоть со стены обоссы, не знаю я ничего ни о каком ящике.
— Значит, по-плохому. Тащи.
Последнее он адресовал кому-то из своих подручных. Вокруг меня засуетились тени, что-то щелкнуло на головой, затрещали электрические искры. В следующее мгновение мой мозг пронзила такая боль, что все тело забилось в конвульсиях.
Меня словно разрывало на куски, выворачивало наизнанку. Казалось, что все суставы разом пытаются выгнуться в обратную сторону, а мышцы просто рвутся одна за другой.