Ордынцев пытается встать, отползти или сделать хоть что-то, но его тело отказывается слушаться, все также оставаясь на месте.
Тяжелое топорище с неотвратимостью самой смерти медленно и величаво приближается к шее Стаса… Чтобы, не остановившись, продолжить свое движение, прорезая кожу, мышцы, кровеносные сосуды и наконец позвоночник.
Отделившаяся от тела голова, роняя капли крови медленно падает на стремительно краснеющие татами.
Из-за пазухи выскакивает обезумевшая от страха и ничего не понимающая Леви. Она падает прямо в кровь своего уже мертвого хозяина. Лефиафан не успевает осознать, что же за тяжелый запах ее окружает, когда тяжелая нога воителя опускается ей сверху на череп, с хрустом сминая его словно мыльный пузырь.
Вокруг начинается паника и подернутые пеленой смерти глаза Стаса запоминают эти последние мгновения навечно.
— Хватит!
Чтобы в следующую секунду Стас шатается, задыхаясь и судорожными глотками вбирая столь сладостный воздух.
Все вокруг и впрямь вскочили на ноги, но Стас был вполне жив, и голова все еще сидела у него на плечах. Окружающие самураи выхватили мечи, а тот пожилой самурай, стоявший рядом с Нобуноро, будто бы испускал странные невидимые, но ощутимые волны силы, стирающие из разума землянина страшные картины.
«Готов поставить свою жизнь под заклад, что это была жажда убийства», — Стас как-то легко понял, что же его так припечатало: «Он так разозлился, что его желание убивать транслировалось всем здесь присутствующим. Черт подери, как у меня сердце не порвалось от такой жести».
Ордынцев был не так уж и неправ. Многие из присутствующих самураев блевали себе под ноги или вовсе лишились чувств, свалившись под ноги своим товарищам. На их фоне Стас был почти образцом самоконтроля, хоть и стоял ближе многих.
Самое же неприятное, эта жажда крови прошлась и по сидящей за пазухой Леви, от чего последняя яростно извивалась, пытаясь выбраться.
Стас быстро согнулся, изображая, что ему стало плохо, сам же при этом пытался успокоить паникующую змейку.
— Тихо, милая, спокойно. Тебя никто не тронет. Успокойся. — шептал он, поглаживая дрожащее чешуйчатое тельце. И его попытки успокоить и впрямь, что удивительно, принесли плоды, Левиафан понемногу затихла, затаившись, будто поняв человеческую речь, что было, если подумать, невозможно.
Стас не придал этому значения, хоть будучи на Земле невероятно этому бы удивился. Все же змеи далеко не самые понятливые и послушные питомцы.
В это же время ситуация начала понемногу приходить в норму. Клинки были убраны, но ни о каких доверительных отношениях не шло и речи.