— Ага. Уже взрослый. Но она его не рожала — воспользовалась услугами суррогатной матери.
— А отец?.. — машинально спросил я.
— Неизвестно. Судя по всему, ЭКО было с донорской спермой.
Затворник умолк, дав мне это обдумать.
— Но зачем Кнежик ребёнок? — проронил я. — В смысле, она ж была помешана на науке… В интервью даже жаловалась, что ей некогда спать.
— Может, как раз из–за бесценного отпрыска? — заметил Затворник. — Судя по всё тем же слухам, она над ним тряслась как наседка: он даже в школу не ходил — был на домашнем обучении.
— Но в Сети о нём ни слова… — с сомнением вставил я.
— А чего ты хотел? Сведения об ЭКО регулируются законами о защите частных данных: право на забвение и всё такое… Они ж за последние лет пятнадцать ужесточились настолько, что ни один поисковик не захочет рисковать — особенно с монстрами уровня Кнежик. Её адвокаты самого чёрта порвали бы в клочья.
Поразмыслив над этим всего пару секунд, я понял, что Затворник прав: порвали бы, и ещё как… Ни от рогов, ни от хвоста бы ничего не осталось.
Заодно мне подумалось, каково это — так дрожать над своим чадом, чтобы скрыть его от всех?.. Видимо, Кнежик была из тех гениев, которые «с прибабахом»; они иногда попадают в историю, но чаще — в дурдом.
— О нём хоть что–нибудь известно? — естественно, я имел в виду её сына.
— Молодой, — пожал плечами Затворник, — лет двадцать, может, чуть больше. Судя по всему, нелюдимый, как и его мать. Говорят, за пару лет до её смерти он съехал и жил отдельно: слинял сразу, как исполнилось восемнадцать. Но даже после этого остался одиночкой: нигде не тусил, в светскую хронику не попадал, — сделав паузу, Затворник признался: — Всё это настолько странно, что выглядит дезой… В общем, не ручаюсь за достоверность.
Я рассеянно кивнул.
Нигде не тусил, в светскую хронику не попадал… Нелюдимый… Не потому ли, что он чем–то болен?..
Мне вспомнился Взломщик — и как он вёл себя в приват–зоне.
— А что касается того, чем занималась Кнежик незадолго до смерти, — продолжил Затворник, — то тут ничем порадовать не могу. Вроде был один проект с рабочим названием «Феникс», но о нём ничего не известно. Если честно, я и в названии не уверен.
Затворник умолк, а я вздрогнул.
Феникс — символ возрождения. Символ воскрешения и вечной жизни.
Символ бессмертия.
А в унисон с этой мыслью прозвучал писк — вроде того, что издаёт микроволновка по окончании разогрева. Передо мной вспыхнул красный восклицательный знак.
Затворник переменился в лице.
— Ларин, у тебя проблемы.
Я глядел на красный знак с тем чувством, какое испытывают на краю пропасти.