— Сорок, — сказал я.
Лоцкий явно растерялся.
— Что?..
— Сорок процентов, — повторил я.
Он какое–то время сверлил меня взглядом, а после зачем–то достал смартфон.
И я понял, что без толку водить его за нос: искин дрона анализировал мою мимику и интонации. А смартфон связан с дроном.
— Клим, Клим… — вздохнул Лоцкий.
Я к нему прыгнул — но не успел: дрон выпустил газ.
Я даже не заметил, как упал на пол. Грудь сдавило, глаза заслезились. Мышцы свело судорогой; казалось, они вот–вот лопнут.
— Жаль… — скорбно сказал Лоцкий. — Правда, жаль.
Я корчился как выброшенная на берег рыба. Орать не мог — только хрипел.
— Тут несколько разновидностей боевого вещества, — Лоцкий кивнул на дрон. — Ни одно из них тебя не убьёт… во всяком случае, быстро. Но ощущения будут незабываемые. Заметь, очень удобно, что ты не сможешь кричать, — встав с кресла, Лоцкий подошёл ко мне и жёстко добавил, глядя на меня сверху вниз: — Гексакоптер будет выпускать газ часами, малыми дозами. До тех пор, пока ты не скажешь мне код.
— …шёл… на…
Увы, произнести общеизвестную фразу у меня не получилось.
— После тебя, — Лоцкий наступил мне на пальцы. — Мы продолжим беседу, когда ты сможешь говорить. Ждать придётся три минуты, но тебе они покажутся часом.
Он развернулся, чтобы снова сесть в кресло, когда разбилось окно. А выстрелов я даже и не услышал.
Дрон куда–то отлетел, выпуская сноп искр. Следом рухнул и сам Лоцкий: пуля, войдя в его висок, навылет пробила череп.
Я лежал на полу, ничего не понимая — кроме разве что того, что меня забрызгало кровью.
Шум открывающейся двери, чьи–то шаги. Приглушённые голоса, звучащие сквозь респираторы. Отрывистые, короткие фразы.
Меня поднимают и волокут через прихожую, держа под руки. Кто–то упоминает антидот.
— И так оклемается… — произносят в ответ.
Спуск в лифте, двор. Меня запихивают в машину — кажется, в микроавтобус. Но я в этом не уверен.
— Глотни, — говорит кто–то.
Фляга касается моих губ. Вода, боже, вода!..
Спирт?!
Да они издеваются?!
Меня выворачивает наизнанку. Кто–то громко матерится.
Мне на голову надевают мешок.
Шум двигателя.
Блаженная, спасительная темнота…
Но прежде, чем в неё провалиться, я успеваю подумать, что задание Рябова перестало быть ребусом — оно обернулось безумным сном. Превратилось в набор разноцветных осколков, самовольно покинувших калейдоскоп. Стало ряской над миром кривых отражений, пугливо дрожащих в воде.
И мне отчётливо казалось, что я в ней утону.