«Гибкая» и «изящная» — никто бы не использовал эти слова по отношению к Рози. «Крепкая» и «неуклюжая» — это подходило ей больше.
Ее старшая кузина безжалостно дразнила ее, когда они были детьми, утверждая, что ее нашли в протоке, а поскольку Рози была маленькой и глупой, она, истерически рыдая, бежала прямо к матери, убежденная, что она — нежеланный или случайно найденный ребенок.
Это был, наверное, первый, но далеко не последний раз, когда ее родители задались вопросом, насколько она доверчива, но дети, даже братья и сестры, могут быть ужасно подлыми.
Лишь повзрослев, Рози начала походить на своего отца. Но у всех трех женщин семьи Прадин были прабабушкины волосы. Крупные, пышные каштановые кудри с рыжим отливом. У Рози они отливали в рыжий сильнее, к тому же она унаследовала веснушки отца. Слабые, почти незаметные, особенно когда она наносила макияж, но они были, свидетельствуя о причудах генетики.
— Спасибо, мамочка.
Ее мать села в старое, огромное кресло в викторианском стиле, украшенное изумрудно-зелеными вельветовыми подушками, которое Рози поставила в угол, рядом с балконными дверями.
— Поверить не могу, что это было подвенечное платье.
— Здорово, правда? — Рози развернулась от зеркала и прошла к комоду. Она подхватила маску. — Ты ведь не считаешь, что оно слишком простое, да?
— Дорогая, в этом платье маску ты можешь нарисовать прямо на лице.
Рози рассмеялась. Эту дешевую маску она купила в магазинчике для туристов. Красная, с черными лентами по краям, простая в сравнении с теми, что были украшены перьями и камнями.
— Ты видела, как я пыталась нарисовать человечка из палочек? Я ни за что не стану рисовать маску.
Ее мать положила одну длинную ногу на другую. Она заехала сразу из пекарни, но на ней не было ни одной мучной пылинки. Когда Рози уходила из пекарни, казалось, будто она валялась в муке.
— Оставишь волосы распущенными?
Рози кивнула. Она расчесала волосы на пробор, и прямо сейчас, пока влажность оставалась в норме, локоны не смотрятся клубком завитушек.
— Я знаю, все наверняка сделают прически, но, что бы я ни сделала, оно будет смотреться великолепно, пока я не выйду отсюда, а через пятнадцать минут будет казаться, будто на макушке у меня сдох дикобраз.
— Это некоторое преувеличение, — ответила мама. — Хотя мне нравится, когда ты оставляешь их так. Так ты выглядишь сексуально.
Она наморщила нос в ответ.
— Я умру счастливой, если ты не будешь называть меня сексуальной, мам.
Мама закатила глаза.
— Сара придет сюда или?..
— Я встречусь с ней на месте.
Последовала пауза, а затем она спросила: