Он лежал на полу, освещаемый лучами полной луны, совсем недалеко от меня. Глаза ― широко раскрыты, так же, как и окровавленный рот, шея неестественно вывернута, кость одной руки, проткнув кожу, торчала наружу. Лужица крови была совсем небольшой, и я, как завороженный, смотрел на дело своих рук, часто дыша и не в силах пошевелить даже пальцем.
Потом я отключился и пришёл в себя от энергичных похлопываний отца по щекам. Открыв глаза, увидел родное лицо и заплакал. Он гладил меня по волосам, покрывая поцелуями мои руки и пытаясь о чём-то спросить. Но я не мог ему ответить ― у меня был шок.
Собравшиеся вокруг незнакомые люди громко говорили, что-то обсуждая. Один из них, видимо, местный доктор, сказал отцу, что, скорее всего, я стал свидетелем несчастного случая, произошедшего с хозяином дома. И нежная детская душа не выдержала такого ужаса. Ребёнку, то есть, мне, нужен покой и хорошая еда. По его мнению, это должно было помочь.
Отец хмурился и кивал, но с рук меня не спускал. Мы сидели в холле, когда к нам подошёл Симон и, ничего не объясняя отцу, пожал мне руку, шепнув на ухо:
«Я твой должник, Лэнни!»
Отец удивлённо на меня посмотрел, и тут у меня прорезался голос.
― Симон ― старший в семье, он был ко мне очень добр и пожелал нам хорошей дороги, ― сказав это, я понял, что лгать ― легко, главное, чтобы голос звучал уверенно.
Отец обрадовался, что я заговорил, и, на моё счастье, не стал расспрашивать, что же произошло на самом деле. Он отнёс меня в карету и только собрался крикнуть кучеру: «Трогай!» ― как к нам подбежала младшая дочь этого несчастного семейства. На ней было розовое платье, а волосы собраны в две аккуратные косы. Глаза девочки по-прежнему были печальны, но светились как-то по-особенному, заставив моё сердце радостно вздрагивать.
Она ничего не сказала, просто смущённо протянула мне своего тряпичного зайца и, увидев, что я прижал его к себе, убежала на крыльцо и уже оттуда долго махала мне вслед, пока наша карета не скрылась за поворотом.
― Похоже, Лэнни, тебе удалось тронуть это маленькое сердечко. Интересно, чем?
Я ухмыльнулся и пожал плечами, ещё крепче прижимая к себе подаренную игрушку. Отец откинулся назад и, немного помолчав, вдруг спросил:
«Уверен, что не пожалеешь о том, что сделал?»
Я посмотрел ему в глаза.
― Нет.
Он покачал головой и пробормотал что-то вроде: «Что же теперь с нами будет?»
Наш разговор состоял из одних недомолвок, но мы понимали друг друга.
― Папа, ты знал, что этот твой знакомый ― очень плохой человек?
― Нет, малыш, даже понятия не имел. Иначе, разве оставил бы тебя с ним?