– Что-то я не заметил, чтобы он пострадал, – недовольно отозвался начальник милиции.
– У него ребра сломаны, под водолазкой бинты не видно, – пояснил Митрошин.
– Даже так, – нахмурился Храмцов, получив новые данные.
– Борис Аркадьевич дело говорит, – поразмыслив, поддержал предложение заместителя прокурора Свиридов. Слухи ему были совершенно ни к чему. Так что пусть этому Чапыре, ну и фамилия, заткнут рот какой-нибудь наградой.
– Хорошо, поощрим, – сдался под двойным натиском начальник милиции. Вопрос был для него несущественным, поэтому упираться он не стал. – Благодарность ему объявлю.
– Думаете, ему этого хватит? – засомневался Ломакин-старший.
– Он же комсомолец! – заявил на это Свиридов.
– К тому же кто его спрашивать будет, – жестко добавил Храмцов и первым вышел из кабинета.
– Может, я домой уже поеду? – предложил я.
– Мне допросить тебя надо, – напомнил мне Решетников.
Ну да, как же он начнет меня допрашивать, если начальство еще не определилось и не разъяснило ему, что вносить в протокол, а что нет. Процессуально-независимое лицо – я бы поржал, да ребра болят.
Злое веселье сменилось раздражением, как только осознал, что сам недалеко ушел от высмеиваемого мною коллеги и находился в том же самом подчиненном положении, что и он. Было бы иначе, я бы сейчас участвовал в переговорах в компании с Митрошиным, а не ожидал своей участи в кабинете Решетникова.
Ладно, хорош рефлексировать, лучше расспрошу коллегу о действующих лицах.
– Подпол – это начальник милиции?
Дождавшись подтверждения своей догадки, я задал вопрос о Свиридове.
– Первый секретарь райкома партии. Чай еще будешь?
– Давай. А пожрать ничего нет?
Решетников, задумавшись над моей просьбой, открыл верхний ящик своего стола.
– Бутерброды если только, – рассмотрев содержимое, отозвался он.
– Сойдет, – согласился я, продолжив выяснять детали. – А Ломакин какую должность в райисполкоме занимает?
– Начальник отдела по жилищному хозяйству. – Ответ меня впечатлил, я присвистнул. Осталось сообразить, как мне этой информацией воспользоваться.
Я вновь зло усмехнулся направлению своих мыслей. Никто со мной по своей воле договариваться не будет – не та я фигура. Вон господа, которые упорно называют себя здесь товарищами, удалились на переговоры, а обо мне даже не вспомнили. И плюшки от этой ситуации получат они, а не я. Моя участь – обеспечить исполнение достигнутых ими договоренностей, то есть дать те показания, которые мне велят. Такое положение дел раздражало.
Доев бутерброд, я прикрыл глаза, чтобы поразмыслить над ситуацией, в которой оказался, но сказалась усталость вкупе с плохим самочувствием, и я неожиданно для самого себя задремал.