Мин вздохнула, отошла от окна и села рядом со мной на диван. В этом трейлере было только два отсека – общая гостиная сразу у входа и тесная, пропахшая кислым спальня в дальнем конце. Если бы я раскинул руки, то, пожалуй, смог бы коснуться передней и задней стенки одновременно.
– Не знаешь, кто здесь жил? – спросил я, нарушив тишину. Почему-то я задал этот вопрос в прошедшем времени.
– Знаю, – кивнула Мин. – Один из братьев Дженкинсов. Не помню, какой именно. Он почти всегда ночевал на улице у мангала. Пьяный в хлам.
Снова повисла пауза. Я не знал, что сказать. В трейлере, освещенном лишь лунным светом, было темно. Даже черты лица Мин в нескольких сантиметрах от меня едва угадывались впотьмах. Я знал, что она думает о погибшем друге.
– Ты ничего не могла сделать, – тихо сказал я.
– Да.
– Правда, – я взял ее за руку. – Гвоздь совсем разошелся, назвал Итана неудачником и мошенником. Итан бы, в любом случае, этого так не оставил. – Я поежился, встревоженный воспоминаниями. – Но я, конечно, не думал, что он действительно убьет кого-то. Даже те парни, что на его стороне… В общем, никто не был готов к такому.
Плечи Мин задрожали. Она прикрыла рот рукой.
Я замолчал. От слов все стало только хуже. Инстинктивно я притянул ее поближе и обнял. Тут словно дамбу прорвало, и она зарыдала у меня на плече.
– Его все так злило! – бормотала она сквозь слезы, позволив, наконец, эмоциям, которые она так долго сдерживала, вырваться наружу. – Может быть, если… если бы я… повнимательнее к этому отнеслась или… или… надо было его слушать!
– Ну же, ну! – Я осторожно отодвинул ее и взглянул ей прямо в глаза. – В смерти Гвоздя нет твоей вины. Его убил Итан. Итану за это отвечать – и никому другому. Я знаю, ты чувствуешь себя виноватой в том, при каких обстоятельствах он погиб, и я тоже чувствую, но мы не виноваты. Серьезно, Мин.
Она буквально вцепилась в меня взглядом, так ей хотелось поверить. Луна стояла уже высоко над горами, лунный свет мерцал в глазах Мин и подсвечивал ее лицо мягким голубым сиянием. Мне очень захотелось поцеловать ее. Он была так красива. Так беззащитна. Хотелось защитить ее. Стать с ней одним целым. Сделать частью самого себя и никогда не отпускать.
О чем ты думаешь, подонок? Она же оплакивает своего лучшего друга. Друга, который был влюблен в нее, и она, возможно, об этом знала. Прояви, мать твою, хоть каплю уважения к ее утрате.
Я неловко выпустил ее из объятий. Уши полыхали от стыда. О чем я только думал?..
Мин, не отодвигаясь от меня, напряглась и заправила иссиня-черные длинные волосы за уши. Я сошел с ума, или ей тоже не хотелось размыкать объятий?