— Зачем Вы так со мной? Что я Вам сделал? — ответил Калугин вопросом на вопрос.
— Стучать будешь?
— Нет.
— Ну тогда продолжим, в тиски его.
Калугину левую руку обмотали ватой и зажали в тиски. Правую пристегнули наручниками к решётке.
— Опять ногти отбивать будете? — ухмыляясь спросил Калугин.
— Нет, ногти мы не будем трогать. — ответил Шмаров и достал из кармана цветные карандаши.
Опера вставили между фаланг пальцев Калугина три карандаша и начали сжимать пальцы между собой. Калугин закричал от боли, но ему заткнули рот тряпкой. Боль была неимоверной, казалось бы, обычные карандаши. Такого у Калугина никогда не было. Он стонал, рычал, но ничего не мог сделать. Один опер держал пальцы. Второй выравнивал карандаши относительно плоскости руки на девяносто градусов. Третий сильно сжимал руку Калугина. После пятнадцати минут эксперимента с карандашами Калугин не чувствовал свои пальцы. Он только и мог от боли переминаться с ноги на ногу. Тиски крепко держали его руку и со стороны это выглядело банально — как будто он очень сильно хочет в туалет.
— А теперь пакет. — резко скомандовал Шмаров. — Попробуем совместить.
Калугину заклеили рот скотчем и надели пакет на голову. Началась вчерашняя процедура. Шмаров периодически бил его по печени и через полчаса у Калугина подкосились ноги. Он повис на руках.
— Перерыв, идём курить. — сказал Шмаров, и все ушли на перекур.
Калугин висел и думал о том, что ему делать? Что предпринять, чтобы от него отстали? Может действительно начать стучать? Когда его ночью насиловали в камере ведь никто даже ничего не крикнул. В карантине тоже никто не спросил кто он и что он. Да и в отряде тоже. Каждый был сам за себя. Так если всем на меня похуй, тогда зачем мне страдать? Меня насилуют, пытают, бьют, меня убьют и никому до этого нет дела. Это же моя жизнь, если её так можно назвать, но жизнь. В этой зоне и так все стучат друг на друга. Зона стукачей и маньяков, как среди зэков, так и среди мусоров. Я калекой отсюда выйду по концу срока. Они хотят, чтобы я стучал, значит я буду стучать. Что я сказку им не расскажу, что ли, что они лучше цветных мусоров? Да если бы меня за каждую кражу садили, я бы уже лет сто отсидел.
— Ну что Калугин, как себя чувствуешь? — спросил пришедший с перекура Шмаров.
— Гражданин начальник, я буду стучать, слово даю. Дайте ручку и бумагу. Я буду писать про всё, что знаю. — сходу заявил Калугин Шмарову.
— Вот те раз. — удивился Шмаров. — Наверно, как прошлый раз думаешь меня прокатить? Э-э не, так уже не получиться.
— Гнездилов, сосед мой по шконке, общался с каким-то зэком. Я его лицо не видел, но они говорили, что неплохо бы выйти в промзону. Там типа свободы больше и много мест, где можно прятать запреты, не то, чтобы в жилке.