— Слушаю, товарищ полковник, понял, так точно. До свидания товарищ полковник.
— Что начальник сказал? — спросил Петров.
— Показать Бодрову, где в изоляторе раки зимуют.
Петров и Васильев разошлись по домам. На следующей неделе по приказу начальника колонии Гагарина голубятню разобрали. Голубей раздали всем желающим, включая смотрящего за зоной Веню Бенедиктова, который удачно освободился в этот день.
Через месяц полковник Гагарин вручал погоны старшего лейтенанта молодому оперу Васильеву и шутил.
— Василий Васильевич, всех голубей в зоне разогнал. Теперь отлавливай всех котов и отдавай их в надёжные руки.
Половина второго ночи. Инспектора отдела безопасности закончили обход отряда и ушли. Калуга стоял в коридоре возле окна на третьем этаже. Он смотрел на запретную зону. Первый раз в жизни он наслаждался природой по-настоящему. За окном всё черным черно, луны нет. Шёл сильный дождь. Ветер завывал в разных тонах на струнах колючей проволоки и кольцах егозы. Стихия бушевала, была гроза. Молнии то и дело освещали мрачные стены бараков и штаб.
По обе стороны от основного ограждения рядами вдаль уходила ровная вспашка. Она блестела от огней периметра почти прямыми рядами. В низинах местами скапливались лужи разных форм. На фоне этого мрака выделялся только белый четырёхметровый забор. Он был сколочен внахлёст из длинных досок и побелен. Извёстка от обилия воды постепенно сползала вниз по доскам.
Капли дождя мелькали в лучах фонарей и меняли направление от порывов ветра. Два ровных ряда огней освещения периметра колонии уходили по обе стороны от трёхэтажки. В ней существовал Калугин — по-другому это не назвать.
Калуга оценивал ситуацию, сложившуюся в его жизни. Он решил, что наверно именно сегодня пришло время выбирать кто он в этой жизни на самом деле. Мужик или сука, человек или маньяк. Даже погода была на его стороне и давала шанс остаться порядочным человеком, а не зверем, забитым и загнанным в угол.
Следующий обход администрации будет через полтора, два часа. Калуга всё окончательно и твёрдо решил. Если не получиться уйти тихо, значит надо идти на рывок. Его что здесь до смерти забьют, что при побеге убьют, разницы нет. Терпеть пытки и издевательства он больше не мог. Насиловать зэков по приказу Шмарова он точно не хотел. Вешаться или резаться? В этом он не видел никакого смысла. В случае удачного побега есть шанс жить дальше, хоть и скрываясь потом всю жизнь. Лучше идти в неизвестность, чем всегда знать, что тебя, сегодня, завтра, послезавтра и так до конца срока, будут бить как резинового зайца. Я не убийца и не насильник. Я просто украл какую-то алюминиевую флягу, которая выходит мне боком, как будто она золотая.