Повести о карме (Олди) - страница 27

— Ничего, лишняя копия не помешает. Вдруг одна затеряется?

— Ещё раз спасибо за заботу. Мне, право, неловко…

Отчаянно стыдясь, я достал деньги — жалкие медяки. Всё ушло на лечение бабушки, а потом на похороны. Жалованье у стражи, как верно заметил Честное Дерево, ещё когда будет! Скорей бы уже меня на службу взяли!

— Боюсь, тут недостаточно. Как только отец…

Аптекарь замахал на меня руками:

— Не извольте беспокоиться, Рэйден-сан! Ваша семья — мои постоянные клиенты. И потом, вы столько всего пережили в последние дни… Боги проклянут меня, если я не сделаю вам скидку! Вы мне ничего не должны, забудьте.

Медяки, звякнув, исчезли в ящичке под прилавком.

— Тысяча благодарностей, Судзуму-сан!

— Всегда рад помочь. И не забывайте о моих рекомендациях! Лекарство давайте в точности так, как я написал!

— Да-да, конечно…

Прежде чем уйти, я успел перекинуться взглядом с Теруко. Вы не поверите, но она мне подмигнула. Слово чести, подмигнула! В присутствии отца, да! Вот я и думаю: это хорошо или нескромно? Наверное, для меня хорошо, а для девушки её лет нескромно.

Какой всё-таки добрый человек аптекарь Судзуму! Добрый и отзывчивый. Жаль, бабушку вылечить не удалось. Но бабушка уже была совсем старенькая. Зато мама идёт на поправку!

А какая у аптекаря Судзуму чудесная дочь!

Я проснулся в холодном поту.

«Вор! Он украл моего мужа! Вяжите его!»

Нет, приснилось. Кошмар.

В спальне родителей было тихо. Ну, если не считать отцовского храпа. Дом у нас маленький, все слышно. Перегородки не спасают, да и чему там спасать? Рейки, бумага. Раньше, еще до того, как бабушка слегла, отец с матерью спали в своей комнате, а я — в бабушкиной, вместе с ней. Потом отец перебрался к бабушке, чтобы ночью следить за ней. Воды подать, ночной горшок или ещё что. К маме я перебраться не мог, потому что вырос — неприлично взрослым сыновьям делить комнату с нестарой ещё матушкой. Отец — другое дело, бабушка-то старенькая! Пришлось выдворить О-Сузу из её каморки, отселить в дощатую пристройку у дровяного навеса. Замазали стены штукатуркой, от сквозняков, а я занял жилище служанки. Там было тесно: циновку бросил, изголовье пристроил, и всё, спи как в гробу. Ничего, я не жаловался, я же понимаю. Футоны[13] дорогие, отец только для бабушки один купил: ей на твердом нельзя.

Нельзя было. Никак не привыкну. Третий день как вернулся обратно, в бабушкину комнату, а все чудится: я маленький, сопливый, а она тут спит, рядом. Дышит, ворочается. Кашляет. Мы с ней, а родители вместе.

«Прочь! Не прикасайся!»

Это что, мне теперь все время будет мерещиться?