Я посмотрел в сторону Святого Города, откуда все еще исходил Зов Древнего.
– Ты от меня не уйдешь, мумия, я тебя все равно достану…
Но долго стоять и созерцать чужой берег мне не позволили. Внезапно мне в спину ударила тугая волна настоящего эмоционального шторма, да такая мощная, что я рефлекторно крутанулся на пятках, ожидая увидеть взбирающегося на борт судна врага. Но нет, там стояли только шестеро выживших солдат и их мертвые товарищи, ментальную связь с которыми я прервал, едва стало понятно, что опасность миновала. Держать в подчинении неподходящих для себя мертвецов было чревато, ведь даже опытный Древний к этому подходил крайне скрупулёзно. Поэтому и я не желал лишний раз испытывать свою судьбу, низведя легионеров в обычных покойников.
Я обернулся, чтобы застать тот момент, когда солдаты начали срывать с себя опостылевшие маски и швырять их себе под ноги. Бойцы с силой растирали свои донельзя помятые и истощенные лица с синяками и ссадинами, которые остались от многодневного ношения амуниции, и обменивались друг с другом неверящими взглядами. Буквально каждый из них пылал удивлением, что из этого проклятого ада хоть кто-то сумел выбраться живым, и до конца еще не верили в свое счастье.
Первым солдат посетило отчаянное веселье – они обнимались, стукались лбами, хватали друг друга за шеи и приподнимали друг друга над палубой, поздравляя с тем, что казавшийся бесконечным кошмар наконец закончился. Но потом, когда им на глаза попались пятеро не участвующих во всеобщем ликовании соратников, их радость сменилась черной тоской и грустью. Кто-то из них даже испытал жгучий стыд то ли за проявление восторга в присутствии мертвых товарищей, то ли за то, что эйфория охватившая разум на секунду заставила позабыть о своих братьях, которым повезло меньше.
Веселье моментально утухло, сменившись траурной меланхолией, и теперь солдаты начали прощаться со своими бывшими друзьями. Никто из выжившей шестерки не скрывал своих слез, ведь все они были друг другу ближе, чем даже единокровные родственники, и поэтому прятать эмоции никто из них не считал нужным. Люди без тени брезгливости обнимали изломанные фигуры павших, прижимались к ним, словно к родным, шептали горькие прощальные слова и неуклюжие извинения.
Убедившись, что отряду ничего не угрожает, я снова отвернулся. Быть свидетелем чужой скорби и горя мне совсем не хотелось, и уж тем более я не желал, чтобы они пронизывали меня как эмпата, скрежеща тупыми пилами по нервам, но и деться от этого на маленькой барже было некуда. Однако через пару минут ко мне присоединился один из бойцов, в котором я узнал Артема. Того парнишку, с которым мы говорили в доме Софи и Кристиана, и которые так и не дождались нашего возвращения…