– Ну, на самом деле, – я все равно стеснялась. – Я бы хотела как в прошлый раз…
– Как в прошлый раз?
Я засмущалась. Он рассмеялся.
– Что о тебе подумает бабушка, узнав, что ты стыдилась своих желаний?
– Давай, еще твоего дядю Мартина приплетем? – мне как-то не хотелось сейчас представлять себе Лизель и ее мысли на этот счет. – Что там сказал епископ монашкам?
– Задом вверх, – ответил Филипп.
Я пригладила волосы и вынула из них гребень. Прическу уже ничто не могло испортить или спасти.
– И еще, я хочу… ну, это… ну за что меня выгнали. В смысле, за что тебя выгнали… Я хочу тебе… ну, чтобы ты сказал: я нормально делаю или так себе? Если ты не против… Ну, твой член…
Он не собирался пить, точно не собирался. Но когда до него дошло, что мне нужно, Филипп рассеянно махнул тот бокал, что наполнял мне.
– Против? Если я когда-нибудь буду против минета, сразу набирай тот же номер, что для твоей мамы!
***
Когда мы возвращались обратно, мне почему-то снова вспомнился наш отъезд из Баварии.
Я всю дорогу рыдала и ни на миг не утихомирилась, когда мы заселились в отведенные нам комнаты. Я жестоко завидовал Джесс, которая получила сначала Ральфа, теперь Филиппа, но гордость не позволяла это признать. И я убедила себя, что плачу не из-за этого. Я убедила себя, во всем виноват Антон.
Мой самый первый парень.
Узнав, что мне двенадцать, а не четырнадцать, Антон меня сразу бросил, гневно отказавшись признать, что мои сиськи его прекрасно устраивали, а возраст – это всего лишь возраст. И Филипп, которого я почти что не помнила, остановился проходя мимо и, – даже не постучавшись, – вошел.
– Чего ревешь? – спросил он. – Пьинс опять сбежай?
Я подняла лицо.
Странная штука память: можно забыть кого-нибудь, когда вы оба окажетесь в том же самом месте, где все закончилось, сразу начать с него.
– Хай, Филипп! – приветствие всплыло из памяти, как осенний лист. – Ты даже не изменился…
– А ты изменилась, – он поднял руки, словно по дыне в каждой их них держал.
Я разрыдалась громче. Фил выслушал, вник в проблему, – потом авторитетно отметил:
– Да у него, небось, член маленький или кривой. Сколько ему? Двенадцать?.. Четырнадцать? Да и все равно, он сопляк, а у тебя вон какие сиськи!.. Я бы тоже зассал. У меня куча комплексов была в это время, – Филипп поднял в воздух мизинец и пару раз согнул. – Он ведь не тупой у тебя, не умственно отсталый, правильно? Ни разу не видел тебя среди старших классов, но не сумел сообразить, что к чему? Если не сумел, да. Тогда с него вообще нет спроса. Только справка, что он безопасен для общества и не ссыт в штаны…