– Потому, что я сделал вазектомию, – он выпрямился, как гризли, заслонив собой белый свет и навис надо мной. – Если я дам ей баночку, она отнесет ее на анализ, вот почему!.. И, раз уж мы об этом заговорили, не вздумай мне свою доченьку притащить, понятно? Я не кретин, как Маркус! Я чужих выродков тут растить не стану!
Мне стало не по себе. Вчера мне казалось, что после секса, все будет хорошо. Очень хорошо… Как я ошиблась.
– Что ты несешь?
– Ты с Ральфом тоже встречаешься? – спросил Филипп, все еще сидя на корточках и тщательно промокая пол.
– Нет! – воскликнула я, убедившись, что в холле никого нет. И ошарашенно подумала: тоже? Тоже?!
От ревности стало дурно и осознав, что он сейчас должен чувствовать, я присела на корточки, рядом с Филиппом. Коснулась его плеча. Филипп с отвращением отшатнулся.
– Не прикасайся ко мне, маленькая шлюха.
Он встал и бросил осколки в мусорное ведро.
Я онемела, присев на пол.
Кожа Филиппа казалась серой, рот сжался. Выражение счастья безвозвратно ушло.
– Только не рассказывай мне дерьмо, что ты с ним не разговариваешь. Я видел вас вместе еще тогда, когда ты не умела так притворяться.
Я поднялась:
– Мне пора.
– Да что ты? Пора!.. Ты с ним тоже не предохраняешься, тварь безмозглая?
Я онемела, мне было стыдно. И за Филиппа, и за себя. За то, хотела взрослого и опытного, а получила ту же истерику, что закатил Антон.
– Роди мне девочку! Сука, ты!..
И в этот миг, – пронзительно-долгий миг, – когда его глаза подернулись сверкающей пленкой, я поняла, что взрослых не существует. У тех, кто старше чуть больше опыта, но стоит им столкнуться с чем-нибудь необычным, они реагируют точно так же, как дети. Скрывают страх под маской беспричинного гнева.
Boys will be boys…
Я прокашлялась.
Не обиделась ни на шлюху, ни на безмозглую тварь. Я сама была в шоке: и что теперь? Он убежит и скинет мне сообщение, чтобы я не смела ему писать? Или выстоит? Забьет мне расставание в сердце, как осиновый кол?
– Роди мою девочку! – протянул Филипп, чуть откинув голову и глядя на меня сверху вниз. – Я лично, всегда считал, что нам в кровь пора добавить пару оттенков черного.
– Речь не о Ральфе, утихомирься, – устало, словно ребенку, сказала я.
Филипп надулся.
– О ком тогда?! Мне лично, даже в теории, нужен сын. И ты это знаешь.
– Мой папа был проще.
– Кто?
– Папа. Эти слова когда-то сказал ей он, умоляя Джесс не делать аборт.
– И ты их слышала, – осклабился он.
– Много раз, – я скрестила руки на животе. – Она повторяла их всякий раз, когда швыряла в него диванные подушки и вазочки… Послушай, Филипп. Со мной уже расставались. Хочешь сказать мне, что