С другой стороны, Смит говорил не о подростках. Может, в этом ключ.
Но Биллингс считал иначе. Дуньязада держалась, потому что была Дуньязадой, а не сухой страницей из прошлого.
Она с недоумением взглянула на него, явно озадаченная столь пристальным вниманием. Спохватившись, Биллингс активировал инерционный регулятор, нажал кнопку свободного полета и направил тобоган в долину.
Описав широкую спираль, тобоган приземлился на берегу реки близ фруктового сада. На серебряной водной глади вспыхивали и плясали яркие блики.
Дуньязада соскочила с саней и принялась жадно черпать воду ладонями. Не колеблясь, Биллингс последовал ее примеру. Вода на вкус отдавала шампанским, прямо как в оазисах. Напившись, он наполнил три куллеха и втиснул их между ящиками с инструментом и продовольствием. Тем временем Дуньязада сбросила туфли и, закатав шальвары, ступила в воду.
— Сейчас бы поплавать.
Биллингс тоже был не прочь освежиться. Внезапно его осенило.
Почему нет? В долине никого, а правила приличия двадцать первого и девятого века легко соблюсти, если спуститься вниз по течению.
— Дунни, хочешь поплавать, не стесняйся. Я отойду за излучину.
Излучина оказалась куда дальше, чем виделось на первый взгляд. Очутившись вне поля зрения, Биллингс разделся и с наслаждением шагнул в мерцающую рябь. Приятная, чуть теплая на вкус вода по факту была ледяной. Даже на середине река была глубиной едва по пояс. Биллингс блаженно откинулся на спину; прохладные струи приятно холодили ноги, руки, грудь. Лунный свет серебряным дождем омывал лицо.
Биллингс потерял счет времени. Тело охватила сладкая истома. Хотелось лежать так вечность. Поначалу он списал все на целебный эффект воды и лишь позже обнаружил истинную причину своего умиротворения. Огромным усилием Биллингс заставил себя встать, но разум сковало странное оцепенение. Словно в полусне он оделся, сунул ноги в туфли. Внезапно на реку легла тень. Подняв глаза, он почти не удивился при виде женщины, стоявшей на другом берегу.
Незнакомка протягивала к нему руки. Смоляные, посеребренные лунным светом волосы, обрамляли ее лицо и арабесками падали на мраморные плечи. Хотя луна светила ей в спину, лицо различалось отчетливо, как днем. На фоне незнакомки Дуньязада смотрелась дурнушкой. Под ровными дугами бровей цвета воронова крыла блестели огромные, чуть раскосые, широко расставленные глаза. Картину довершали прямой, идеальной формы нос и алые даже в полумраке губы. Золотые пластины скрывали грудь, на обнаженном животе горел вставленный в пупок драгоценный камень. Белая прозрачная юбка спускалась до колен, подчеркивая длину и безупречные изгибы ног.