Чеченский этап (Прасолов) - страница 159

– Да ничего, ни документов, ни денег, вообще полный ноль, – ответил оперативник.

– Да, капитан, про… в общем, провалили вы операцию, но это уже другой вопрос. Найдите в этих домах, может, кто что-то видел. Это единственный шанс спасти ситуацию, а тебе погоны.

Машина, газанув, уехала, оставив около дома враз погрустневших оперативников.

– Так, все по близлежащим домам, всех опросить, осмотреть дворы, ищите все, что может показаться связанным с этим делом. На все про все три часа, рыть, мужики! – скомандовал капитан, встречая подъехавшую вместе с экспертом труповозку.

Через три часа один из оперов доложил, что есть свидетель, видевший, как во дворе дома остановились двое мужчин, один из них пошел в сторону дома, где была засада, а второй сел на лавку и курил, потом он встал, пошел в ту же сторону, а затем, когда раздались выстрелы, быстро вернулся и убежал дворами. По приметам, первым как раз и является убитый при задержании, а второй – долговязый, худощавый, в костюме темно-синего цвета и серой фуражке, в руках у него был офицерский планшет. Около лавочки найден окурок папиросы, со следами прикуса.

– Ну хоть что-то, срочно приметы в уголовный розыск! Всем работать.

Петров в это время успокоился. Он рассуждал так. Пронин был без документов, личность его установить будет очень трудно, а уж тем более связать его как-то с ним. На душе, конечно, было погано, но что поделать, с агентами всякое бывает. Петров, вернувшись к складам продторга, где стоял грузовик, на котором они приехали, переоделся и направился в управление НКВД. Водитель даже не спросил про Пронина, вероятно, подумал, что тот уже в тюрьме. В управлении была суматоха, весь угрозыск на ногах. Еще в дежурке ему тоже в руки сунули ориентировку. Он посмотрел в бумагу, и ноги стали ватными. Чуть ни сел, где стоял. Искали его. Правда, портрет был нарисован очень плохо, но это был он, и все остальное совпадало.

– Не видел такого, случайно? – спросил дежурный.

– Нет, не видел, – каким-то осипшим голосом ответил Петров и поторопился на выход. У него пропало желание ходить по кабинетам в поисках знакомого начальника и продвигать через него свой рапорт по староверам. Не до того стало Петрову, надо было уносить отсюда ноги, вдруг его случайно опознает тот, кто так точно его описал. И вовремя он ушел, потому как, действительно, после допроса отпустили того молодого человека, который, коротая время у окна с учебником по сопротивлению материалов, засек и запомнил подозрительных людей во дворе. Он вышел из управления следом за Петровым и направился в другую сторону. Может быть, и хорошо, что они не встретились нос к носу, чем бы это кончилось для студента, одному Богу известно. Петров вернулся к складам, дождался попутной машины в свой район и уехал из города. Перед этим он сжег паспорт Пронина, а к материалам, естественно, прекращенного за малозначительностью уголовного дела приложил его расписку о согласии на сотрудничество, в которую добавил то, что Пронин решил насовсем бросить пить и выучиться на шофера, на время обучения новой профессии пожить в городе. Петрову показалось это достаточным для того, чтобы навсегда забыть об этом человеке, вычеркнув его из своей памяти. Единственное, о чем сожалел Петров, – это о том, что не удалось закрутить дело по староверской деревне. О том, что Шрам его хотел подставить, Петров так и не понял. Что и почему случилось с Прониным, так и осталось для него загадкой до тех пор, пока ему в живот не вошла заточка. А случилось это через две недели, тихим сентябрьским вечером, прямо у калитки его дома. Он шел со службы домой, открыл калитку, а ему навстречу из темноты шагнул человек и со словами «Привет от Шрама» вогнал несколько раз в живот острое железо. Петров умер быстро, но успел сообразить, кто остановил его никчемную жизнь. Следствие по факту умышленного убийства участкового вел все тот же следователь прокуратуры Силаев. При всем его опыте следственной работы, при понятном рвении оперативников, поднявших на уши всех стукачей и уголовников района, найти убийцу не удалось. Ясно, что убийство было связано со служебной деятельностью Петрова, но мотив, а потому и исполнитель так и не был установлен. Все сроки следствия по делу истекали, преступление оставалось нераскрытым, а этот факт очень негативно мог сказаться на карьерном росте следователя. Единственная зацепка, за которую вынужден был ухватиться следователь, – это рапорт Петрова по поводу староверской деревни, найденный в его планшете. Он адресован был почему-то не начальнику райотдела, как должно было быть, согласно уставу и субординации, а выше, начальнику управления НКВД по Красноярскому краю. Из содержания рапорта следовало, что Петров активно требовал ликвидации староверской деревни в его районе как антисоветского очага, рассадника кулачества, пособничавшего беглым уголовникам и прочим антисоветским элементам. В рапорте не было ссылок на конкретные преступные деяния жителей деревни, но они предполагались. Силаев размышлял – действительно, если староверы знали о намерениях Петрова, то это прямой повод для его устранения. Почему нет? Надо эту версию проверить, и очень тщательно. В глубине души он понимал, что те староверы, которых он видел, никогда не пойдут на убийство. Но все в этой жизни меняется, версия есть, мотив просматривается, надо проверить. Тем более начальство хмурит брови…