Если я скажу, что между мной и Яном ничего не было, барон поверит? Ох, вряд ли.
Выпутавшись из-под одеяла, я зябко передёргиваю плечами, укрываю Яна. Во-первых, ему надо выспаться, чтобы полностью избавиться от воздействия яда. Во-вторых, будить, чтобы попросить защиты я точно не стану. Вчера Ян предлагал мне уйти. Я решила остаться, полностью осознавая последствия. Мне и отвечать. И уж точно я не буду требовать на мне жениться. Слишком подлый трюк, да и бессмысленный, в том плане, что мне важны чувства, а не кольцо на пальце. Вот если Ян захочет… Ведь что-то он в моей ауре рассмотрел, причём не вечером в коридоре, а днём в библиотеке. Я отмахиваюсь от пустых надежд.
Серая лужица платья растеклась по ковру. Я одёргиваю нижнюю рубашку, подбираю платье, встряхиваю. Я не привыкла носить вещи два дня подряд, но, похоже, придётся смириться. Ныряю в платье, быстро поправляю.
Дверь нетерпеливо распахивается, когда я вожусь с поясом.
— Я почти оделась, — объясняю я.
Какая досада, про умывание тоже придётся забыть.
Одну туфлю я нахожу быстро, а вторая спряталась. И чулки куда-то подевались. А терпение барона на исходе.
Наконец, беглянка обнаруживается под камзолом Яна. Тратить время на поиск чулков я уже не решаюсь, обуваюсь на босу ногу, благо туфли тканевые, сами по себе на носки похожи.
Оборачиваюсь. Ян продолжает сладко спать, и, глядя на него, я улыбаюсь. На сердце становится тепло. Вздохнув, убираю с лица эмоции и выхожу. Уже в коридоре я вспоминаю, что забыла собрать волосы, и сейчас они неприлично рассыпаны по плечам. А, к чёрту!
Я закрываю за собой дверь.
— И как это понимать? — резко спрашивает барон.
Неужели даёт мне шанс оправдаться? Я и не рассчитывала.
— Влюбилась.
— Влюбилась, едва увидев? И тотчас прыгнула в кровать?
— Звучит не очень, но я действительно влюбилась.
— Дрянь неблагодарная!
Я склоняю голову к плечу:
— Вы желаете говорить об этом на виду у всех? — спокойно уточняю я.
И моё спокойствие выбешивает барона ещё больше, он грубо хватает меня за руку и тянет за собой. Синяки, наверное, на запястье останутся. Я благоразумно не пытаюсь освободиться из захвата, а то ещё и пощёчина прилетит. Барон, оказывается, не прочь поднять руку на дочь. Может быть, для Эспарта в этом нет ничего предосудительного, но в моих глазах барон падает.
Мы проскакиваем холл, коридор. Барон распахивает дверь своего кабинета, рывком втягивает меня внутрь и, наконец, отпускает. Я невольно морщусь и с трудом удерживаюсь, чтобы не потереть запястье.
— Неблагодарная тварь, — повторяет барон.
Я молчу.