– Ох? – я часто-часто моргаю. На некоторых мужчин, говорят, действует. Я раньше не пробовала – проверю. Увы, если и действует, то не на герцога.
– Леди, дорожные происшествия не редкость, но вы даже не дали себе труда задуматься насколько странно, что оно случилось почти сразу после отъезда из резиденции.
– Но именно из-за странности я и распорядилась остановиться, – он меня вообще слушал?
– Дура! Неужели не ясно, что он приказал кучеру спрятаться, чтобы получить вашу помощь?
Оскорблять-то не надо. А ещё герцог.
Глуповато-растерянной уже и притворяться не надо. Если первую половину претензий я поняла, то вторую – нет.
– Но зачем князю добиваться моей помощи?
– Затем, чтобы вся столица обсуждала сближение змеёныша с домом ат Шуа!
Похоже, герцог ещё не знает, ни про подаренный Геду платок, ни про выстрел. Его удар-то не хватит? Может, осчастливить?
– Сожалею, – в очередной раз повторяю я.
– Да вы даже не раскаиваетесь! – герцог окончательно переходит на повышенный тон, практически, рычит.
Интересно, как я в его представлении должна раскаиваться? Расплакаться что ли?
Я на пробу всхлипываю:
– Мне правда жаль.
– Вот только избавьте меня от ваших притворных слёз, леди. Хуже только притворные обмороки вашей матушки. Какое разочарование, что вы слишком много от неё унаследовали, а теперь упорно не желаете брать пример с вдовствующей герцогини.
Он так хитро бабушку обозвал?
Пустить слезу по заказу у меня бы всё равно не получилось, так что, картинно промокнув глаза платком, я затихаю, чем, в общем-то, подтверждаю притворность всхлипов. Мне смертельно надоело притворяться тихоней. Сдерживаюсь, потому что бунтовать рано, успешный мятеж – это тщательно подготовленный мятеж.
– Леди, вы смеете не слушать?! Что же, в моём доме вы не задержитесь. Я принял решение устроить ваш брак. Вы станете супругой наследника графа ат Югниса, молодого лорда Тарушаля ат Югнис.
– Как прикажете, – безропотно соглашаюсь я.
Герцог чуть успокаивается, удовлетворённо откидывается на спинку своего троноподобного стула.
И в этот момент дом потрясает вопль.
Я вздрагиваю вполне натурально.
– Ефан! – рявкает герцог.
Дверь распахивается:
– Мой господин, я немедленно выясню, в чём дело.
За воплем следует грохот.
Герцог, нахмурившись, поднимается из-за стола. Не получивший отмашки Ефан, ждёт. Я, догадываясь о причинах шума, мысленно хмыкаю. Да, следовало убрать следы вчерашнего преступления, но не сложилось. Я отступаю в бок, уступая дорогу герцогу. Я не прочь остаться в кабинете одна, но Ефан слишком хороший секретарь, наедине с бумагами меня не оставляет. У меня лишь получается задать Розику насущный вопрос: