— Но это не так.
— Просто нужен предлог.
— Ну, если ты настаиваешь… — сухо ответил он.
— Я это знаю. Ты же платишь мне. Помнишь?
— Когда ты стала такой настойчивой, Эмили?
— Когда я начала свой собственный бизнес и осознала необходимость самоутвердиться. Это особенно полезная черта, когда имеешь дело с упрямыми мужчинами.
— Да что ты говоришь? — усмехнулся он.
— Так и есть. А теперь будь предельно вежлив — если такое понятие тебе не чуждо, — но проходи мимо.
Не останавливаясь, Алехандро извинился перед двумя женщинами, которые немного надулись, когда он и Эмили направились к лифту. Ей показалось, что они изумленно посмотрели на спутницу знаменитого аргентинца, но неожиданный взгляд на себя в огромное розово‑золотое зеркало, мимо которого они проходили, заставил ее осознать, насколько ужасно она выглядела.
Двери служебного лифта открылись, и они поднялись в пентхаус. Эмили не была в настоящей роскоши со времен замужества матери, и дочери всегда внушалось, что она должна быть по гроб жизни благодарна отчиму за такую жизнь.
И она очень старалась. Притворялась, что не обращала внимания на эти бесконечные обеды, когда взрослые совершенно о ней забывали. Притворялась, что ей не скучно, когда ее таскали по очередному душному музею, которому отчим пожертвовал денег в попытке поднять свой имидж в глазах общественности. Лучше все это, чем слушать приглушенные рыдания матери и притворяться, что не знала, где она оставила свой пузырек с таблетками. Иногда Эмили казалось, что она притворялась всю жизнь. Даже теперь она усиленно делала вид, что ее нисколько не волновал привлекательный мужчина рядом с ней.
Первое, что она увидела в их огромном номере, — белый рояль на возвышении. Оглядевшись в поисках более роскошных вещей, Эмили заметила футуристические стеклянные светильники ярких оттенков и современную монохромную мебель. В одном из огромных панорамных окон на фоне городского неба стояла угловатая скульптура. Все казалось таким застывшим и нетронутым, и еще больше подчеркивало живую привлекательность Алехандро. Его оливковая кожа светилась, густая копна его волос казалась почти иссиня‑черной на солнце, и внезапно Эмили захотелось провести пальцами по блестящим прядям, как в прежние времена. Ей захотелось прижаться к нему всем телом и скользнуть языком по шершавой шее его небритого подбородка.
Эмили подумала, как он, рожденный в крайней нищете, так свободно чувствовал себя в этой роскошной обстановке, и, наоборот, она ощущала себя совершенно не в своей тарелке. К тому же Эмили устала и давно не принимала душ, поэтому ей трудно было сосредоточиться на работе, тем более что Алехандро выглядел таким холеным и свежим.