— Боюсь, не сегодня. Мне нужно лечь спать пораньше. Завтра большая гонка, — объяснил он.
Она быстро оправилась от очевидного разочарования и снова улыбнулась ему:
— Конечно. Удачи.
Город был полон веселья, люди выплескивались из баров и ресторанов, но Алех, возвращавшийся в отель, мог думать лишь о коварном желании, от которого его брюки стали тесными, а сердце бешено колотилось. Когда он вошел в пентхаус, то надеялся, что Эмили еще не легла спать. Но нет, она лежала на черном кожаном диване и крепко спала. У него сжалось сердце. Она была одета в широкие штаны для йоги и майку без рукавов, ее грудь поднималась и опускалась в такт ровному дыханию. Рядом с ней стояла наполовину выпитая чашка травяного чая, лежали ноутбук и записная книжка. Она распустила волосы, и они распушились вокруг ее головы золотым облаком.
Когда ей было семнадцать, она носила волосы распущенными, внезапно вспомнил он.
Он хотел просто лечь спать и оставить ее там, но подумал, что ей будет неудобно и она нормально не отдохнет.
— Эмили? — тихо позвал он.
— Алех! — Ее ресницы затрепетали, и она пошевелилась, потирая глаза кулаком. — Прости. Должно быть, я заснула. Сколько сейчас времени?
Она взглянула на него, и он снова почувствовал, как сжалось его сердце, потому что раньше она часто смотрела на него — сонно и доверчиво. В те времена ему казалось, что он мог завоевать весь мир и обеспечить ей все, в чем она нуждалась. Однако он напомнил себе, что, увы, ей было нужно лишь его тело.
— Еще рано, — спокойно сказал он.
Она с трудом приняла сидячее положение.
— Вечеринка закончилась?
Но Алех не хотел вести вежливую светскую беседу. Он не хотел притворяться, что ничего не чувствует, когда смотрел на нее, красивую, белокурую и взъерошенную.
— А те мужчины, которых ты бросала, были так же хороши, как я, Эмили? — внезапно спросил он.
— Что, прости?
— Ты меня слышала.
Она моргнула, и слабый румянец залил ее бледные щеки.
— Что ты такое говоришь?
— Серьезно. Я хочу знать. У них был такой же большой, как у меня? Они заставили тебя кончить так же легко, как и я?
Она в замешательстве нахмурилась.
— Алехандро, ты в своем уме? Прекрати, — прошептала она.
— Но ты же не хочешь, чтобы я это прекратил, Эмили. Ты никогда не хотела, чтобы я останавливался. Не думаю, что ты сильно изменилась.
Его зеленые глаза обжигали ее, заставляя кожу гореть, и Эмили знала, что должна немедленно встать с дивана и направиться в убежище своей спальни. Но почему‑то не могла заставить себя двигаться. Беда была в том, что он был прав. Она не хотела, чтобы он останавливался. Она была бы счастлива, если бы он говорил непристойности всю ночь напролет и смотрел на нее с таким сексуальным голодом, будто хотел изнасиловать ее. Его грубое сексуальное хвастовство заводило ее, и предупреждающий голос его разума не был достаточно сильным, чтобы противостоять все более настоятельным требованиям ее тела.