– И что? – сказала я вслух с вызовом. – Что из этого?
Для того меня Фрэнк сюда и послал, чтобы я подобралась поближе к жертве, зажила ее жизнью, и – еще бы! – я справляюсь на ура. Ну и пусть бывает страшно иногда, это в порядке вещей, мы же убийство расследуем как-никак. А я-то расслабилась: уютные ужины при свечах, рукоделие – все это расхолаживает, вот и задергалась, когда меня вернули на землю.
У меня всего час, чтобы связаться с Недом. Как?
Записки в дупле… Я чуть со смеху не покатилась. Профдеформация: рассматриваешь самые безумные ходы, а до простых додумываешься с трудом. Чем выше риск, говорил мне как-то Фрэнк, тем проще технология. Если хочешь позвать друга на чашку кофе, сойдет и сообщение, и электронная почта; если за вами охотится полиция, или мафия, или тайное общество – вешаешь на веревку синее полотенце. Для Лекси, когда ее тошнило по утрам, а время утекало с каждым днем, это был вопрос жизни и смерти.
Нед живет в Брэе – в пятнадцати минутах езды, если пробок нет. Возможно, в первый раз она рискнула, позвонив ему из колледжа. А дальше ей всего-то и нужно было укромное место для записок, где-нибудь на этих тропинках, куда оба могли бы заглядывать раз в пару дней. Наверняка и я мимо ходила не раз.
И вновь я краем глаза будто уловила движение, полуулыбку – сверкнула, и нет ее.
В коттедже? Криминалисты его обсидели как мухи, всюду искали отпечатки пальцев – без толку. И в ту ночь, когда я следила за Недом, машину он возле коттеджа не оставлял. А он бы подъехал к нужному месту как можно ближе, ведь его тачка как раз для бездорожья и создана. Машину он оставил на ратоуэнской трассе, свернуть там некуда. Широкие обочины, высокотравье, ежевичник, темная дорога сбегает вниз по скату холма; дорожный столб, старый, покосившийся, словно крохотное надгробие.
Я и сама не заметила, что развернулась и бегу со всех ног. С минуты на минуту меня ждут дома, того и гляди всполошатся, кинутся искать, но и ждать до завтрашнего вечера тоже нельзя. Больше нет неопределенного срока, который можно отодвигать бесконечно, теперь я состязаюсь на скорость с Фрэнком и с Лекси.
После узких тропинок косогор казался пустым, незащищенным, открытым всем ветрам, но дорога была безлюдна, ни огонька фар ни справа ни слева. Когда я зажгла фонарик, в глаза мне бросилась надпись на столбе, полустертая временем и дождями, темная на белом: “Глэнскхи, 1828”. Вокруг колыхалась на ветру трава, шелестя, будто вздыхая.
Зажав фонарик под мышкой, я раздвинула обеими руками траву, она была сырая, с острыми краями, невидимые зубчики цеплялись за пальцы. У подножия столба что-то заалело.