На следующий день Замалея приехал к Колыванову. Тот впустил его с тою же осмотрительностью, которая уже известна читателю и которая в этот раз неприятно поразила посетителя, ибо догадка о её причине шевельнулась в его сознании. В гостиной у племянника в тот момент находилась и баба Дуня, пришедшая обсуждать процедуру удочерения Сучки, заполнение документов и прочее. Все втроём они уселись к столу за чаем. Осведомлённый уже о том, кем является баба Дуня и какую роль она пожелала играть в судьбе девочки, Замалея без обиняков и не стесняясь высказал свои тревоги и опасения, завершив речь следующими словами:
— Короче говоря, я не в шутку говорю вам, что боюсь за свою семью. Кто знает, на что способна эта чокнутая! Хотя нет, что я говорю. Как раз мы-то с вами это прекрасно знаем! И всех больше знаю я, изведавший на собственной шкуре её милую манеру общения. У меня в ноге до сих пор иногда бывают боли. Но главный вопрос, на который я хотел бы получить ответ, — чего она хочет? Чего добивается? Зачем изводит меня и маячит перед моим носом, как привидение? У меня уже нервы не выдерживают!
Он закончил почти в истерике и ухватился за чашку с чаем, отпивая его трясущимися губами и стараясь спрятать за чашкой своё побагровевшее, взволнованное лицо. Колыванов молчал, не желая перебивать Замалею и давая ему возможность успокоиться. Самому прокурору явно было что сказать, но он хотел говорить последним, с тем чтобы слова его вышли более вескими. Тем более от него не укрылось, что и баба Дуня, внимательно слушавшая рассказ Замалеи, вдруг, после того как рассказчик несколькими словами описал внешность Лярвы и её одежду, почему-то встрепенулась и не раз порывалась перебить его.
— Так вот оно что! — запищала она взволнованно. — Тогда и я её видела, эту вашу Лярву! Вот как вы сейчас только что описали её внешность, я сразу и вспомнила! Точно тебе говорю, Андрюша, она это была, больше некому. И тоже в коричневой куртке, и тоже с запахом таким, нечистого тела. И потому я, главное, её запомнила, что очень уж у неё глаза были злющие! Прямо злющие-презлющие, ей-богу! Сидела и сверлила меня своими злобными зенками. Я ещё подумала тогда: а чего это она на меня так уставилась и кто вообще такая? И почему таким волком глядит?
— Тётя, расскажи обстоятельно, по порядку, — Колыванов по привычке направил свою родственницу в нужное русло, что проделывал в беседах с нею постоянно и с большим терпением.