«Странно, откуда они взялись?» — подумала она, и смутное беспокойство вторично пронеслось в её сознании. Она стала всматриваться вдаль, вправо и влево от тропинки, но не видела никого более. Лишь две серые фигуры безмолвно приближались к ней по склону.
Некоторое время она колебалась. Ей хотелось расспросить подходивших людей, не видели ли они мужа, но материнский инстинкт… инстинкт заставлял её беспокойно оглядываться на сына и терзаться в сомнениях. Приближавшиеся незнакомые — неизвестно откуда появившиеся мужчина и женщина — преодолели уже половину подъёма на холм, и ни единого слова от них по-прежнему не доносилось. Они шли молча. Осознав, что само по себе такое молчание странно, она наконец встревожилась окончательно; насторожённость превозмогла в ней любопытство — и она решилась действовать.
— А ну-ка, Максим, пойдём-ка со мной! — нервно сказала она сыну, взяла его за плечо мягкою, но с тем вместе и твёрдою рукою, и они подошли к автомобилю, стоявшему на той же грунтовой дороге, где находился и мусорный контейнер. От машины до могилы было всего каких-нибудь двадцать метров.
Ввиду такой близости автомобиля от места поминовения умершего, а также из-за того, что ни единого человека поблизости до сих пор не наблюдалось, Волчара оставил двери машины открытыми, и жена об этом знала. Ключи от машины муж забрал с собой, однако у жены всегда был второй экземпляр, и она немедленно вставила ключ в привод зажигания.
— Садись в машину и будь здесь, — сказала она сыну, помогая ему усесться на переднее пассажирское сиденье. — Я сама поговорю с дядей и тётей. Понятно?
Максим кивнул, с любопытством всматриваясь в панель приборов, так как обыкновенно сидел в машине на заднем сиденье, вдали от панели.
Уже повернувшись с намереньем возвращаться к дорожке, мать вдруг замялась и нерешительно обернулась к сыну, размышляя о чём-то. Затем всё же открыла опять дверь машины и добавила:
— Я сейчас захлопну дверь, а ты смотри, наблюдай в окно за мной и за этими людьми. Если они сделают что-нибудь плохое, то нажми вот эти кнопочки, блокирующие двери. Помнишь, как папа объяснял тебе их назначение? На всех четырёх дверях, хорошо?
Сын недоумённо моргал на неё и улыбался. Затем кивнул.
— Только быстро нажми! На всех четырёх дверях! Запомнил?
Она захлопнула дверь и ободряюще помахала рукой сыну. Он смотрел изнутри на мать, приплюснув к стеклу нос и губы.
Отчасти успокоенная этою предосторожностью, она вернулась к могиле деда и затем на дорожку как раз в тот момент, когда головы поднимавшихся по холму незнакомцев уже сравнялись с уровнем её пояса. Между ними и ею оставалось уже метров десять, и вполне можно было начинать расспросы. В последний раз окинувши взглядом местность за спинами незнакомцев в надежде увидеть мужа, она досадливо вздохнула и возвысила голос: