Итак, он придумал правдоподобный предлог, отговорился им и не поехал, оставшись дома один. Он купил водку, выпил не закусывая и тем уничтожил в себе страх физической боли, сопровождающей смерть. Затем юноша взобрался на стул, привязал к верхней части трубы отопления конец верёвки, другой конец обмотал вокруг шеи и, не дав себе подумать ни минуты, не написав даже родителям записки и не думая в этот миг о родителях совершенно, с мыслью: «А вот назло тебе! А вот попомнишь ты меня!» — оттолкнул стул. Стояла зима, и отопительная система грела немилосердно, поэтому родители, вернувшись, нашли сына мало того что мёртвым, но и страшно взбухшим и уже взгнившим. В комнате стоял ужасающий смрад, а с трупа юноши падали на пол первые черви.
И всё ради того, чтобы она «попомнила». К слову сказать — не попомнила. Поплакала, конечно, один денёчек, на второй день поужасалась и попричитала с одной-другой-четвёртой подружками, сидя в кафе, потягивая мартини и попыхивая сигарками, а на третий день уже и забыла — и опять занялась сборами в Германию, куда спустя полгода расчудесно и переехала, а там через пару-тройку лет уже и выскочила как нельзя лучше замуж. А о русском отчаянномстительном дурачке, сравнивавшем её с Солнцем, никогда больше ни единой секунды не думала.
Не будем здесь подробно останавливаться на потрясении родителей, истериках, слезах, похоронах, напрасно потраченных годах на воспитание и поднятие сына на ноги и тому подобном — это всё слишком понятно, как понятно и то, сколь страшный рубец эта трагедия оставила на душе Колыванова-отца. Вместо этого, помня о первом рубце, перейдём ко второму и страшнейшему — к другому сыну, младшему и не менее несчастному.
Казалось бы, нет и не может быть горя тяжелейшего, нежели смерть ребёнка для родителей, — однако же Бог, судьба или случай (пусть каждый читатель выберет своё), понатужившись, измыслил и такое, воистину чудовищное горе. Ибо что есть страшнее смерти ребёнка? Только жизнь ребёнка, подобная бесчувственному и бессловесному овощу, кактусу на окне, бревну, не способному даже дышать и испражняться, — притом без малейшей надежды на выздоровление.
Второй сын был спортсменом и занимался боксом, был к тому же смел, решителен, красив лицом и вообще всячески походил на своего отца, о чём все и утверждали в один голос. Вступиться за честь женщины, помочь старику, защитить слабого, подставить плечо бескорыстно и великодушно — вот перечень похвальных качеств второго сына, коим он обучился у родителя и сулил полнейшее оправдание всех его надежд и гордости. Однако все перечисленные качества остались втуне и привели к трагедии, да ещё именно в священную минуту защиты чести женщины.