У меня не осталось ни минуты на то, чтобы хотя бы просмотреть некоторые странички медицинской энциклопедии, так как мой визит к Бачу принял совсем уж неожиданный оборот.
— Но одно мне давно уже подозрительно, Джо.
— Что именно?
— То, что ты ни разу не был причиной моей ярости. С тобой всегда я был очень мил. Просто я знал, что ты — мой спаситель.
Когда я спросил его, чем же это я обязан такой чести, этот господин с изящными манерами дал мне очень "изящный" ответ:
— Наконец-то у меня теперь хватит смелости закрыть эту вонючую лавочку.
Потом он мне растолковал, что под этим он имеет в виду свою обожаемую кино-фотостудию и что с тех пор, как он поселился в Найроби, время от времени у него случаются приступы неизлечимой болезни, которая называется тоской по родине, от которой он минуту назад нашел лекарство.
— Я еду с тобой, Джо! — сказал он решительно и послал домой сказать, чтобы ему собрали чемоданы.
— Джо, я не боюсь ни тигров, ни носорогов, я еду с тобой!.. Я еду домой!..
— Я же не буду там ловить животных, я там буду вести переговоры и знакомиться с обстановкой.
— Даже еще лучше, Джо! Ты знаешь, как я тебе там буду полезен?! Мы используем мои связи, в Индии у меня влиятельная семья. Я буду твоим переводчиком, я же знаю свою страну... ты же понимаешь, что это значит...
Ну, конечно, я все хорошо понимал. Отношения с Индией касались всегда чего угодно, только не моих занятий и увлечений. И хотя из родной Чехословакии предприняли уже необходимые меры, я знал, что там мне придется тяжело. Так что Бачу, действительно, мог оказаться очень полезным.
Сначала я хотел взять с собой в Индию своего Зденека, который по-настоящему был моим хорошим, надежным сотрудником. Но на этот раз наша экспедиция была очень "разбросанной". У нас были стоянки в Кении, Уганде, Ботсване, в Западной Африке. Мы вели поиск в Замбии, Танзании, Судане. И если бы мы оба уехали в Индию, то Йозеф Прокеш, третий участник экспедиции, просто не в состоянии был бы управиться с такой массой дел, и экспедиция могла бы сорваться. Так что Зденеку пришлось остаться в Африке.
И вот мне вдруг так неожиданно посчастливилось.
Бачу еще раз переспросил, когда мы уезжаем, чем, собственно и закончил все свои дела. Как я потом узнал, до самого нашего отлета он ни разу не переступил порога своей фирмы. Половина его обширного семейства жила в Африке. Семейство было на редкость дружное — все только и делали, что спасали друг друга от бед и несчастий. На этот раз "бедой" оказалась тоска по родине.
Дружная родня дружно принялась за дела кино-фотостудии, а Бачу только в нетерпении поглядывал на часы. Целых четыре дня до отлета его чемоданы терпеливо пылились в прихожей. Бачу смотрел на них влюбленными глазами, да еще и разговаривал с ними: