Мало того, что знаний набрался на курсах и казавшаяся сложной работа оказалась легкой, так Алексу снова повезло с медсестрой. Ему от Натэллы Рустамовны «по наследству» перешла медсестра Ксения Валерьевна, которая из тридцати лет сестринского стажа двадцать просидела на кардиологическом приеме. Солидный опыт сочетался у Ксении Валерьевны с привычкой «бежать впереди паровоза». Она выхватывала у пришедших на прием амбулаторные карты, выписки или кардиограммы, смотрела все первой, а затем передавала Алексу, мимикой выражая свою оценку. Если Ксения Валерьевна прищуривала левый глаз, то это был сигнал «все хорошо». Выпяченная нижняя губа означала «ну кто мог ожидать?». Поигрывание бровями указывало на то, что с пациентом не все ясно. Ну а если, взглянув на кардиограмму, Ксения Валерьевна округляла глаза и качала головой, то признаки свежего инфаркта Алексу можно было и не выискивать — они там однозначно имелись. Алекс против такой «самодеятельности» не возражал, а в глубине души даже ее приветствовал. Один ум — хорошо, а два — лучше, тем более что Ксения Валерьевна никаких комментариев вслух себе не позволяла, ограничивалась только движениями лицевых мышц.
Медсестра Тамара как-то раз, улучив момент, прижалась к Алексу в лифте, жарко дохнула в лицо мятой и сказала:
— Вижу я, что у вас все хорошо, раз уж зазнобу на участке нашли!
Отношения с Аленой не могли остаться незамеченными и в поликлинике явно об этом судачили, но за спиной у Алекса и только Тамара заговорила с ним об этом.
— Да как сказать, — вздохнул Алекс, продолжая играть выбранную роль. — Один раз вроде бы и ничего, а потом три раза… Эх!
На самом же деле все было очень даже хорошо (тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить). «Сразу видно сибирского мужика, выросшего на парном молоке и прочих натуральных продуктах», шутила Аля. У москвичей, как уже заметил Алекс, было довольно странное представление о его родном городе. Раз это на Ангаре и недалеко от Байкала, значит там все природное, натуральное, исконно-посконное… Ага — природное. Как бы не так! Алекс вырос на пакетном молоке, магазинных сосисках, фабричных пельменях, ну разве что рыба была самоловной.
Натэлла Рустамовна, будучи человеком добрым и безотказным, невероятно разбаловала коллег. Если кому-то из участковых врачей, сидевших на приеме, что-то не нравилось на кардиограмме пациента (а чаще всего — казалось, что не нравится), то можно было вламываться посреди приема в кабинет кардиолога и требовать безотлагательных комментариев. Некоторые и пациентов за руку приводили. Пешком при подозрении на острый инфаркт! Иногда Алексу начинало казаться, что большинство его коллег — такие же неучи, как и он сам, купившие дипломы и все, что к ним полагается, где-то на потаенных сетевых просторах даркнета. Только в отличие от сознательного Алекса, коллеги не стремились овладевать профессиональными знаниями и по безграмотности своей косячили невероятно. Так, например, доктор Овчинникова, попусту прибегавшая с кардиограммами по семь раз на неделе, пропустила на приеме инфаркт у пятидесятилетнего мужика, пришедшего с жалобами на одышку. Изменения на кардиограмме были наглядно-классическими, хоть в учебник вставляй, но эта дура их не увидела. Назначила лечение от бронхита, выдала больничный и отправила пациента домой. До дому пациент не дошел — умер на автобусной остановке возле поликлиники. Приехавшая на вызов бригада скорой помощи нашла в кармане свежевыписанный больничный лист, рецепты и направления на анализы. Разумеется, вышел небольшой скандал районного масштаба — старший врач подстанции позвонил в окружное управление здравоохранения, а там взяли случай на заметку и сравнили результаты вскрытия с диагнозом, выставленным участковым врачом. Овечкина получила очередной выговор, но уволить ее не уволили. С участка врача могут уволить только в том случае, если он под суд попадет или совершит что-нибудь из ряда вон выходящее, например — накушается таблеток и будет с вилкой в руке гоняться за заведующей отделением по всей поликлинике (реальный, между прочим, случай). А если за пропущенные инфаркты увольнять, то скоро некому работать станет.