— Буду вам признательна.
Он кивнул.
— Моя жена всегда нервничала в таких случаях. Правда, потом ей нравилось, но позже. Она никогда не могла играть для большого общества. В семейном кругу все обстояло, конечно, по-другому.
— Когда играешь перед публикой, всегда нервничаешь. Мой муж тоже волновался и…
— Он ведь был гений.
Он закрыл глаза, и я поняла, что должна уйти. Миссис Линкрофт говорила мне, что он вдруг стал быстро уставать и доктор предупредил, что при малейших признаках усталости ему необходим полный покой.
Итак, я поднялась и ушла. Мне встретилась миссис Линкрофт и благодарно улыбнулась. Я заметила ее ласковое отношение ко мне, и оно мне было приятно.
Музыкальный вечер был явно большим событием. Девочки только о нем и говорили.
Аллегра сказала:
— Будет, как в старые времена… когда я еще не родилась.
— Да, — подтвердила Алиса серьезно, — мы узнаем, как здесь было до нашего появления.
— Нет, не узнаем, — возразила Аллегра, — потому что все будет совершенно по-другому. Вместо леди Стейси играет миссис Верлен. А потом, никого не застрелят, и никто не покончит с собой, и никто не соблазнит служанку цыганку.
Я сделала вид, что не слышу.
Они взбудоражены еще и тем, что, хотя и не будут ужинать со всеми, им разрешено присутствовать на моем “концерте”, который должен состояться между девятью и десятью часами.
По этому случаю им сшили новые платья, и они выглядели очень довольными.
Я решила надеть то платье, которое не носила со дня смерти Пьетро. Да и надевала-то лишь однажды — на тот, последний, концерт. Особое платье для особых случаев. Бархатное, густого бордового цвета, с длинной ниспадающей юбкой и туго облегающим корсажем, слегка открывавшим плечи. Спереди к корсажу приколот искусственный цветок — палевая орхидея, такого нежного цвета и так изящно сделанная, что казалась живой. Пьетро увидел ее в окне цветочной лавки на улице Сент-Оноре и купил для меня.
Не думала, что мне придется еще когда-либо надевать это платье. Я держала его в коробке, которую не открывала до сего дня. Но, узнав, что буду играть перед публикой, я подумала именно об этом наряде и поняла, что он предназначен как раз для подобного случая и придаст мне смелости, в которой я так нуждалась.
Я вынула платье из коробки, из бесчисленных слоев папиросной бумаги, и разложила на кровати. Как все сразу нахлынуло на меня… Пьетро поднимается на сцену, надменно кланяется, быстро ищет меня взглядом, находит и улыбается, успокоенный, потому что я здесь, потому что я разделяю с ним каждый триумф и так же сильно переживаю за его успех, как и он сам, и он всегда может сказать мне: “У тебя никогда так не получится”.