Да, это была удача. Оставалось только найти фон Эделя и опознать его.
— Поедешь в Мален, — сказал кавалер разбойнику. — Опознаешь нанимателя.
— Обещаете не убивать? — с надеждой спросил тот, поднимая на рыцаря глаза.
— Обещаю не снимать с тебя с живого кожу, — отвечал ему рыцарь, поднимаясь с корточек и разминая колено. — Сыч, помойте его, возьми мыла, одежду ему найди новую, покорми мясом, дай пива, цепей не снимай, возьми телегу и вези его в Мален, к этой самой вдове.
Фриц Ламме кинулся за ним:
— Экселенц, вы награду обещали. А сколько дадите?
— Двадцать талеров, — сразу ответил Волков. — Но это на всех. И подели по-честному.
— По-честному? — удивился Сыч. — По-честному это как?
— По-честному, мерзавец, это значит по-честному, — сурово говорит Волков. — Всем людям, кто ездил с тобой, дашь поровну.
— А что же мне останется, экселенц? — возмутился Сыч, делая при том жалостливое лицо и забегая вперёд господина.
Конечно, мерзавец, был жаден, как и всегда. Привык Фриц Ламме к хорошей жизни, к той жизни, при которой серебро звенит в кошельке всегда, привык из кабака выползать под утро, привык быть начальником и заводилой в попойках. Обнаглел. Но, как ни крути, полезен он был всегда, и предан тоже.
— Ладно, тебе лично дам десять монет. Но не смей пить сегодня, — Волков показал ему кулак. — Даже чтобы не думал.
— Экселенц, да не в жисть, — клялся Сыч. — Разве ж я не понимаю, что сегодня в городе фон Эделя ловить будем? То дело важное.
— Всё, иди мой и корми разбойника, скоро поедем в Мален. Сейчас только попов найду, и будем собираться.
Но перед этим он зашёл в трактир. Трактир битком забит. И это с утра. Купцы кушали. Трактирщик, как его увидал, так кинулся к нему:
— Господин, ах, какая радость! Приехали! Чем же услужить вам?
— Вижу, хорошо у тебя дела идут, — сказал Волков, осматриваясь.
— Сказал бы, что плохо, так Бога погневил бы. Его милостью и вашей живу, — трактирщик поклонился.
— Постоялица твоя где?
— Не извольте сомневаться, в лучших покоях проживает, сам каждый день хожу к ней, спрашиваю, не надобно ли чего.
— Денег с неё не бери.
— Ни крейцера, ни пфеннига, — заверил трактирщик.
Волков пошёл наверх, сделав ему знак остаться. Уже там встретил зарёванную Уту, та несла таз с рубахами госпожи. Она сделала перед ним книксен, Волков взглянул на служанку:
— Что, не в духе госпожа?
— Какой день уже не в духе, — отвечала Ута и тут же, испугавшись своих слов, убежала вниз, большая и грузная.
Кавалер без стука толкнул дверь. Агнес сидела на кровати, на коленях одна книга, рядом другая. Обе открыты. На ней была лишь лёгкая и прозрачная нижняя рубаха, волосы не убраны. И сама на себя не очень похожа. Красива слишком. Девица тут же вскочила с кровати, подошла, поцеловала руку: