Ситуация накалялась. Румыны стали стягивать войска к границам с СССР. Прибрежные к Днестру села была заняты румынскими солдатами. Это вызывало недовольство местных жителей. Тут и там вспыхивали беспорядки. Местные жители, вооруженные чем попало, нападали на румынских солдат и агентов сигуранцы — румынской полиции. Поджигали административные центры румынской власти. В ответ на это румыны усилили аресты. Беспорядки вспыхивали все сильней, часто переходя в серьезные вооруженные конфликты. Это свидетельствовало о том, что намерения СССР насчет Бессарабии были выражены достаточно ясно.
Зина знала, кто подогревает беспорядки среди местного населения. Такие волнения служили одной цели: ослабляли и без того слабую, не имеющую опыта румынскую армию, превращали ситуацию в Бессарабии в очаг недовольства. На этом нестабильном, тяжелом фоне трудно было сохранять хоть какую-то видимость порядка. Зина прекрасно понимала, что и сама стала частью этой операции — самой серьезной военной операции, которую планировал Сталин в 1940 году.
Однако почему он медлил? Почему советские войска не переходили в наступление? Ответ на этот вопрос содержался в те статьях, которые Зина успела прочитать. Румыния имела военные гарантии Франции, а Сталин не хотел портить отношения с ней, с очень сильным государством в центре Европы. Плюс пакт о ненападении с Германией. Сталин ни в коем случае не мог напасть на Румынию первым. Но вот если бы Румыния первой напала на СССР, первой открыла военные действия — тогда было бы другое дело. Все выглядело бы иначе. Теперь Зина отлично понимала слова Бершадова о том, что самое главное — заставить румынские войска стрелять в сторону СССР.
И ей было страшно. Она не знала еще досконального коварства этого плана, не знала, что именно делали люди Бершадова в Бессарабии. Но в воздухе пахло войной. И эта война, неотвратимая, страшная, придвигалась все ближе и ближе.
— Все нашли? — Юрченко возник на пороге, когда Зина постучала в дверь костяшками пальцев. — Вы чем-то расстроены?
— Немного, — Зине было трудно скрыть охватившую ее дрожь.
— Не надо принимать все так близко к сердцу! Здесь много поводов для расстройства. Но надо уметь уходить от них.
— Я так не могу, — Крестовская вздохнула, чувствуя, что все прочитанное уже никогда не сможет забыть. — Даже если постараюсь — все равно не смогу.
— Сможете, — уверенно сказал Юрченко, — иначе здесь надолго не задержитесь. Когда приходят на работу в НКВД, отключают эмоции и сердце. Главное — это победить врага.
— Победить врага, — машинально повторила Зина, а все внутри нее кричало: враг — это кто? Кто на самом деле враг — убитые селяне, родители Софии Мереуцы, хитрый делец Гендрик, пропавший фанатик Игорь Егоров, Тарас со своей преступной любовью, напуганный Либерман... Кто враг? Или этот враг — она сама?