В назначенный час явились тетя Надя и дядя Алексей. Тетя Надя была красива, возбуждена и вкрадчива как кошка, выслеживающая добычу. Дядя Алексей молча прошел в мою комнату и крепко пожал мне руку. Затем, кивнув на работающий телевизор, заметил, что не ожидал от меня такого, и, оглянувшись, выудил из внутреннего кармана пиджака плоскую, как фляга, бутылку коньяка. Отхлебнув из нее пару раз, дядя Алексей спрятал бутылку между книгами в моем шкафу и перешел в гостиную. Я включил динамик, проверяя, работает ли спрятанный там микрофон. Затем выключил. Еще не время задействовать домашнему ЦРУ — может войти кто-нибудь, сделать ненужные мне разоблачения.
Оживленно затренькал звонок над входной дверью. Один лишь дядя Николай умудрялся извлекать из нашего меланхолического звонка такие энергичные звуки. Я вышел в прихожую. Мне нравилось встречать дядю Николая. Я любил тот момент, когда он, обхватив правой рукой мои плечи, заглядывал в мои глаза, как бы спрашивая: «Ну, как она, жизнь-то?» — после чего тискал меня, отпускал и обеими пятернями собирал свои рассыпающиеся, выгоревшие в «поле» до соломенной желтизны волосы, одергивался перед зеркалом и проходил в большую комнату, тотчас же начиная задирать матушку мою или тетю Надю, если она в это время находилась у нас. Но сегодня я не для этого выскочил в прихожую. Мне надо было заглянуть в глаза дяди Николая, убедиться, что он не замышлял ничего пакостного против Насти. Прошло, правда, уже четыре дня, но дядя Николай был не из тех, в ком чувства так же быстро гасли, как и зарождались. Если он чувствует за собою какую-то вину, его глаза сообщат об этом.
Должно быть, слишком пристально и пристрастно смотрел я в его глаза, потому что он спросил, чего это я на него так смотрю — будто к трибуналу привлечь намереваюсь.
— А вас и ждет трибунал, — повеселев от того, что в глазах дяди Николая не заметил ничего такого, ответил я.
Он еще раз тиснул мои плечи и прошел в гостиную, а я поспешил в свою комнату к динамику, щелкнул тумблером.
— Осторожней, медведь, — донесся из глубины динамика кокетливо-настороженный голос тети Нади, и я представил себе, как она повела плечами и выкрутилась всем своим телом, освобождаясь из объятий дяди Николая. — Ф-фу! Опять от него амбре! Закусывать впору. Неужели так трудно понять, что это неприятно?..
— Николай, когда ты остепенишься? — с места в карьер ринулась матушка моя. — Человеку за сорок, а он ведет себя так же легкомысленно, как Гарик или Бориска. Когда ты остепенишься?..
— Да какие, к дьяволу, мне еще степени? — зарокотал дядя Николай, намекая, конечно, на свои ученые степени. — Здорово, Алексей, рад тебя видеть. А где «сам-то»? — поинтересовался он об отсутствующем папе.