— Подведем черту под всей этой историей, — словно бы через силу, выговорила она. — Хоть это и не просто сделать. Я вот что хочу сказать вам. Вы все поголовно комсомольцы. Как же это в вас самих, без нашей подсказки, не появилось желание дать отпор такому, с позволения сказать, поэтическому произведению, как поэма Ямщикова? Неужели наша работа не пошла впрок? Неужели мы не научили вас отличать подлинно прекрасное от пошлого, придуманное от настоящего?.. Нашлись, правда, трое. Но какую не активную, равнодушную позицию они заняли?.. «Бойся равнодушных, ибо это с их молчаливого согласия существуют на земле насилие, обман и…» так далее. Я цитирую приблизительно. Дело не в Ямщикове. Он, как ни странно, натура одаренная. Рано или поздно он преодолеет свои заблуждения, ему помогут. Дело в вас. Сумеете ли вы устоять? Остаться по эту сторону правды и добра?.. Своей беспринципной, мягко говоря, позицией вы внушаете нам сильное опасение.
С полминуты постояв с опущенной головой, словно мысленно проверяя, не упущено ли чего, все ли сказано, что надо было сказать, Старикова направилась к двери. Каждый облегченно расслабился. И в этот момент Старикова, будто вспомнив, сказала Ваське, чтобы он попросил зайти в школу его отца. Не из-за поэмы. Это дело исчерпано. Из народной дружины пришла одна бумага.
Васька, воспрявший было духом, на глазах потускнел. За его спиной маячило лицо Сашки. Напряженно и зло глядел он на Старикову. Не понравилось, видно, как выразилась о нем Галина Михайловна. Еще бы: вместо ожидаемой похвалы выставили в таком неприглядном свете. Валька стыдливо уставилась в раскрытый учебник. Светка — та была в полной панике: будто развенчали и осквернили самые возвышенные ее устремления.
Старикова, долгим взглядом помучив Ваську, вышла. Клавдия Степановна озабоченно нахмурилась и шагнула от окна к столу. Скрипнули новенькие боты. Лицо нашей классной руководительницы прояснилось.
В раздевалке, в коридорах и в актовом зале школы № 2 царила та веселая, возбужденная суета, без которой, наверно, не обходится ни один школьный вечер, где бы он ни проходил. Девчонки переобувались в туфли, извлекая их из портфелей, а валенки оставляя под вешалками, и затем вдумчиво прихорашивались перед зеркалом возле гардероба, парни толкались в буфете, где продавали лимонад, а артисты самодеятельности то и дело озабоченно выглядывали из-за малинового бархатного занавеса, проверяя, как наполняется зал.
Васька казался здесь своим человеком. С двумя пареньками, с которыми он так непочтительно обошелся в свое прошлое пребывание здесь, было улажено, ему дружелюбно пожимали руки, а он, кивая на меня, ронял небрежно: