— Никогда не становись между женщиной, ее пельменями и кисло-сладкой свининой, — она щиплет кончиками своих палочек, словно клешнями, на Макса.
Макс поднимает руки в знак капитуляции и говорит:
— Прошу прощения.
Лиам открывает бутылку вина, разливает по бокалам и мы сидим за столом, непринужденно беседуя. Макс без усилий вписывается в нашу компанию. Он не старается слишком сильно и открыто говорить с Шейн и Лиамом. Я улучаю минутку и осматриваю сидящих за столом. Меня окружают семья и друг.
— Я сделаю кофе, — говорит Шейн в конце ужина и начинает собирать тарелки и контейнеры.
— Я помогу тебе с уборкой, — предлагает Макс.
— О нет, ты останешься здесь, с Лиамом. Лиам, проводи Макса в гостиную и поговори с ним о чем-нибудь. Я должна рассказать Лили, что думаю о Максе, — Шейн выбалтывает правду.
— Шейн, — возмущаюсь я громким шепотом.
— Он знает, что мы будем говорить о нем. Для него было бы оскорбительно, если бы я солгала и сказала, что мне требуется помощь на кухне. Поэтому я могу сказать правду. Теперь помоги мне, чтобы мы могли посплетничать.
Я опускаю голову вниз и смотрю на улыбающегося Макса.
— Мне очень жаль, — говорю я тихо, хотя мои извинения не имеют смысла. Он знает это, и я знаю это.
— Иди и расскажи мне потом, что она думает. Возможно, мне придется поднять ставки, — говорит Макс так же громко, как и Шейн.
— О Боже, теперь их двое, — говорю я, глядя на Лиама.
— Эй, я женился на одной из них, так что если я соглашусь, это не сулит мне ничего хорошего. Поэтому я ничего не скажу, — говорит Лиам и встает. — Давай, Макс, позволь мне рассказать тебе несколько секретов о нашей куриной попке.
— Вот дерьмо, — вздыхаю я.
Шейн берет несколько тарелок, я беру остальное, и мы идем на кухню.
— Малышка, он хороший, — говорит Шейн, выбрасывая все в мусорное ведро.
— Он очень милый.
— Он довольно сильно заикается. Сначала мне пришлось сосредотачиваться на том, что он говорит, просто чтобы понять его, но чем больше он говорил, тем легче я его понимала.
— Да, действительно, — я прекращаю делать то, что делала, и смотрю на Шейн. — Разве это не интересно? Я больше не слышу его заикания. Как по мне, так он говорит так же, как мы.
— Правда? Потому что его трудно понять. Он заикается практически на каждом слове. Интересно, почему он не ходит к логопеду, чтобы исправить это. Интересно, почему он заикается, — она не спрашивает меня, она просто говорит вслух. Конечно, я знаю причины, но это не то место, чтобы говорить об этом.
Я обнимаю Шейн. Она для меня целый мир.
— Спасибо, — шепчу я. — Просто спасибо.