Из Каменца мы ездили в Хотин, тогда ещё принадлежавший Турции и бывший под командой одного турецкого паши, который принял моего отца с большою пышностью и предупредительностью, как генерала подольских земель. В этом путешествии нас сопровождал аббат Пирамович и галичанин Дрогоевский. После того как подали кофе и чубуки, молодой человек, сын паши, подошёл ко мне и моему брату и пригласил нас, с разрешения своего отца, осмотреть гарем. Мы пошли за ним. Перед нами поднялась и тотчас же вслед за нами опустилась портьера, и мы вошли в сераль.
Через двери, выходившие из комнат в коридор, я видел очень удивлённых и испуганных нашим присутствием женщин. Мы прошли в помещение, занимаемое матерью молодого человека, женою паши, и несколькими женщинами, находящимися при ней. Помещение это представляло из себя нечто вроде киоска, сооружённого в одном из углов прямоугольно распланированного садика. Женщины нам не понравились: их костюмы мы также нашли неизящными. Нас они приняли очень любезно, с любопытством рассматривали и задали нам несколько вопросов, но разговор не был ни оживлённым, ни продолжительным.
По возвращении в Каменец я описал сестре наш визит. В этом письме можно найти все подробности, которых я теперь уже не помню.
Мы возвратились в Менджибож, который, собственно говоря, был конечным пунктом нашего путешествия, так как, к моему большому сожалению, мы не поехали до Гранова.
Мой отец отстранил от управления своими имениями Ивановского, дети которого сделались вскоре сами крупными землевладельцами, и назначил управляющим подольских земель Бернатовича, бывшего воспитанника кадетского корпуса, которого он послал за границу для изучения постановки сельского хозяйства в других странах.
Проехав через Галицию, после нескольких остановок, мы Прибыли в Пулавы, где с того времени и поселились.
Пулавы
Воспитание и обучение. Путешествие в Германию
В Пулавах началась для нас совершенно новая жизнь. Мы принялись за учение систематически и серьёзно. До сих пор наше ученье было элементарно и шло с частыми перерывами, но с приездом в Пулавы ученье сделалось почти единственным нашим занятием.
Люиллье, о котором я уже упоминал, преподавал нам математику и всеобщую историю; Цесельский — историю Польши, Княжнин — литературу и латинский язык. Для преподавания древних языков у нас был вначале один датчанин по фамилии Шоу, а затем Гродцек, сделавшийся позже профессором университета в Вильно.
Я теперь точно не помню, в то ли время или позже, отец взял нам в гувернёры Дюпона де Немура, члена Национального собрания, приобретшего некоторую известность во Франции, где его уважали за его характер и нравственные качества.