Плейель и Вольф, мастера-изготовители музыкальных инструментов, также стали его кредиторами. Он вел себя так, будто маленький дом на улице Сен-Дени был настоящим поместьем, чем-то вроде замка Роттембург в миниатюре: регулярно принимал гостей и, похоже, подумывал (как большинство арендаторов пригородных домов) о том, чтобы когда-нибудь купить здесь собственность.
Проблема состояла в том, что никому из нанятых людей он ничего не платил. Когда же они начинали настаивать, чтобы он с ними рассчитался, Моне реагировал так, словно подвергался несправедливой травле. Хотя он по-прежнему весьма успешно продавался (к концу года заработал свыше 15 тысяч франков, в то время как средний доход парижского врача составлял лишь 9000 франков), экономика не показывала признаков укрепления, и перспективы оставались отнюдь не радужными.
Несмотря на недавний куш, сорванный в придуманной Моне затее, Дюран-Рюэль по-прежнему испытывал большие трудности; ни Шарпентье, ни Шоке особо не заинтересовались работами Моне, спад мировой экономики неумолимо и стремительно продолжался. Моне начал задумываться: «А может, прав Мане? И совместные показы вовсе не эффективный ответ на ситуацию?»
Тем не менее к весне импрессионисты уже разрабатывали план третьей выставки.
Споры между ними не прекращались. Дега был уверен, что они должны рекрутировать новых, более молодых членов в свою группу, найти новые площадки и рассмотреть вопрос об издании своего журнала или чего-то подобного, что поддерживало бы жизнь их рискованного дела. С его точки зрения, группа олицетворяла собой выживание и прогресс современного искусства. Писсарро по-прежнему лелеял идею самоопределения группы на политических основах. Моне хоть и начал сомневаться в перспективах, тем не менее был убежден: если им суждено выжить в качестве сообщества, они должны ограничиться изначальным составом, не подрывая единства приемом в свои ряды новых членов.
По крайней мере теперь у них были относительно надежные покровители. На заднем плане маячили Шарпентье и Шоке, готовые делать заказы. На более скромном уровне – друг Сезанна папаша Танги, пламенный социалист, делал для группы все, что мог, снабжая художников красками и холстами в кредит и взамен принимая без каких-либо ограничений картины, которые, как считалось, невозможно продать. Кондитер Мюре проявлял все больше желания покупать их картины. (За десять лет он стал обладателем шестнадцати полотен Ренуара, двадцати пяти Писсарро, двадцати восьми Сислея, десяти Моне и восьми Сезанна.) Он также давал работу Ренуару и Писсарро: Ренуар украсил для него фриз великолепными многокрасочными цветочными гирляндами, а Писсарро расписал стены его ресторана понтуазскими пейзажами.