Любила она и Гертельсмана.
Даже больше остальных. Она не считала его умирающим. Возможно, в душе еще теплилась надежда на этот высокий, казавшийся неприступным лоб под все еще густой, некогда буйной — как свидетельствовали старые фотографии — шевелюрой, которую сейчас можно было назвать благородной. Такой благородной выглядит поздняя осень, прежде чем долгая снежная зима задушит ее в своих объятиях.
Гертельсман был талантлив. Он не стыдился своего таланта и умел с достоинством проигрывать. Он не верил собственным готовым формулам. Может быть, именно поэтому так сильно страдал.
Но надо признаться, что больше всех Настасья Вокс любила молодых авторов. Хотя среди них было много таких, чей возраст трудно назвать молодым, тем не менее, в ее глазах они все попадали в одну и ту же группу.
Молодые писатели присылали в агентство рукописи, которые потом никто не читал. Зачастую они были настолько несовершенными, настолько сырыми, что читать их было и впрямь невозможно. Но восхищала та легкость, с которой они создавались! Ее нельзя было сравнить с легкостью творческого процесса маститых писателей, которые творили, как дышали, — равномерно, не задумываясь. Стиль работы молодых и их ужасных рукописей был неуклюжим, а порой попросту нелепым. Но это их нисколько не смущало, и работа у них продвигалась с завидной легкостью. Вот это и было парадоксальным. Они напоминали людей, лишь недавно научившихся плавать по-собачьи, но свято веривших, что именно так они смогут переплыть океан. Их вообще не волновало, как они выглядят со стороны. Они не имели представления о разных литературных стилях, потому что смотрели на них с презрением. Часто терпели фиаско, хотя не сознавали этого. Многие из них вообще ничего не смыслили в литературе, но даже не отдавали себе отчета в том, что именно это их и спасает.
Молодые писатели, слывшие начинающими и рисковавшие остаться ими навсегда, не пользовались готовыми формулами, поскольку таковых у них не было. Они изо всех сил старались постичь то золотое правило, согласно которому их имена вошли бы навечно в мировую литературу, но это уравнение им все никак не давалось. Для них литература никогда не была связана с маркетингом, поэтому всегда все объяснялось личным провалом.
И все же, Настасья Вокс верила в них даже тогда, когда с вежливым отказом возвращала им рукописи. Ее душа ликовала, потому что она была убеждена, что им обеспечено царствие небесное. Настасья с радостью согласилась бы разъяснить им, что их сила в их собственной слабости, и с радостью распахнула бы им «огненные врата» там, где они видели только гладкую, сумрачную стену.