Гертельсман старался их не слушать. Его напрягал ломаный английский издательницы, а болгарский язык, звучавший как-то отрывисто и несколько угрожающе, смущал его еще больше. Вместо того, чтобы принимать участие в беседе, он уже несколько минут изучал тот отрезок дороги, к которому, казалось, намертво приклеилась целая колонна автомобилей. Он вдруг подумал, что если сейчас закроет глаза, то этот ничтожный, никому не нужный кадр навсегда останется у него в памяти.
«Словно шрам от резаной раны», — подумалось ему. И вдруг стало грустно, что спустя всего несколько мгновений он навсегда забудет и эту улицу, и собственное, не особенно оригинальное сравнение.
Колонна вдруг беспокойно зашевелилась, и их автомобиль продвинулся на несколько метров. А потом снова все замерло. Где-то позади разгневанно загудел какой-то автомобиль, но после хриплого крещендо снова умолк. Ближе к светофору взвыл еще один отчаявшийся.
— Надеюсь, мы вовремя прибудем? — спросила Настасья.
— Если не успеем к назначенному времени, нас подождут. Все-таки не каждый день в Болгарию приезжают нобелевские лауреаты.
Гертельсману вдруг почудилось, что при этих словах издательница как-то по-свойски подмигнула ему, хотя и не был в этом уверен. Он снова отвернулся к окну, и на этот раз ему показалось, что количество прохожих на улице увеличилось. Они были похожи на жителей Лондона, где Гертельсман уже давно жил, но все же неуловимо отличались от его сограждан. А ведь в Лондоне проживали разные люди, и он сам был красноречивым тому доказательством. Здешние жители походили на его соотечественников, но не тех, которых он встречал во время своих нечастых возвращений на родину в последние тридцать лет, а тех, чьи лица, походки и жесты запечатлелись в его памяти. Они казались ему мрачными и весьма экзотичными. Гертельсман подумал, что ему будет неловко разговаривать с людьми с подобными лицами, ибо он не знал, что ему надо говорить. Ему просто нечего им сказать.
— Мне стыдно признаться, — вдруг заговорил он, как бы обращаясь к самому себе, — но я, кажется, не читал ни одного болгарского автора. Хотя я убежден, что ваша литература представляет интерес. Предложите мне кого-нибудь.
— Видите ли, господин Гертельсман… — вздохнула издательница.
— Эдуардо…
— Да, благодарю вас, Эдуардо. Разумеется, у нас есть прекрасные образцы настоящей литературы, но, к сожалению, нет ни одного нобелевского лауреата. И вряд ли он скоро появится. Этот факт сам по себе говорит о многом. Хороших писателей много, но великих…
— В таком случае порекомендуйте мне какого-то хорошего писателя, — засмеялся Гертельсман.