Человек из Преисподней. Джунгли (Шабалов) - страница 441
– …Я всё, – сказал вдруг Знайка. Остановившись посреди галереи, он устало оперся о костыль. – Выдохся на сегодня. Давай, наверно, привал. Не могу больше…
– Так мы с последнего отдыха еще два километра прошли. Больше чем ты хотел, – подбодрил Серега, стоя в холодной тьме посреди галереи и чувствуя, как его обтекает упругое покрывало ветра. – Нормально идем! Я с Инициации-то еле выползал. А щас мы шпарим как на экспрессе…
Знайка, принимая поддержку, стащил шлем и кисло улыбнулся.
– Ничего. Скоро уже. Скоро.
Встали тут же, между ребрами. Больше и негде. Сидя бок о бок, тесно прижавшись друг к другу для тепла, они ковыряли задубевшую на морозе консерву. Остатки. В рюкзаке лежал последний рацион. Три дня, максимум.
– А помнишь, как по тридцать третьему шли… – откалывая ножом мелкие кусочки мяса, сказал Илья. – Крысы, змеи… изобилие! Сейчас бы сюда хоть самую маленькую крыску…
– Или змею… – вздохнул Серега. – Я тут насчет кадавра подумал… Я бы сейчас, наверно, и кадавра сожрал.
– Уже скоро, – глядя во мрак транзитной, в сотый уже раз повторил Илья. – Скоро все узнаем… И все-таки дошли мы. А, Серег? Дошли. И что теперь скажешь? Не герои мы разве?..
Серега поморщился – опять он за свое.
…Первая экспедиция – герои, тщательно пережевывая галету, разглагольствовал Илья. Было это… да черт его знает, когда. На днях. От первого до последнего. Прям по ранжиру построй, ткни в первого попавшегося – герой. Конечно, мы не можем знать их пути – но герои они уже хотя бы потому что первыми были. Уйти в неизвестность – это, знаешь ли… Вторая экспедиция – еще больше герои. Вспомни обвал. Ведь они специально галерею обвалили – и знали, что кому-то придется под ним остаться. И с Конструктором бились – и сумели-таки в ангаре запереть! И шли, шли вперед, не сдавались. И они – тоже герои, не меньше, чем Первая. Не вернулась ведь Первая. Значит – уже понимала Вторая, что опасность на пути. Знали – но шли. Ну а Третья – он развел руками, уронил с галетины кусочек повидла и принялся подбирать пальцем темно-красную каплю с бетона и запихивать в рот – а Третья – вот они мы, на нулевом. Значит мы и подавно герои. И Ставр, и Маньяк, и Злодей – все! Не все, мрачно сказал Серега. Тот, кто хотел, чтоб его с оркестром встретили – первым и обосрался. И среди Первой и Второй – ты не знаешь, как там было. Может, и там нашелся свой… Знайка покладисто кивнул. Хорошо. Не все. Есть те, кто не сдюжил. Так и не всем дано! Но про Бука я говорил уже – что если он дойдет-таки и донесет информацию? А мы – хоть и старались, хоть и добрались до нулевого – сгинем без вести. Как тогда? Ведь тогда он героем окажется, не мы. Серега молчал. Не было и у него больше злости. Но и хорошего не прибыло – только легкое презрение да равнодушие, приправленное ноткой жалости. Ты в герои, что ли, метишь, презрительно усмехнулся он. Ты же мне последние три дня все уши прожужжал. Чем ближе к выходу – тем от тебя все больше о героизме… Знайка пожал плечами. А чо нет-то? Вот честно, как перед самим собой – разве не имеем мы права так называться? Все те люди, исследователи и покорители – разве нельзя о них сказать, что они герои? Арктика, Амазония, новые берега и материки… Они же все шли в неизвестность и не сдавались. А мы чем хуже?.. Тоже мне, исследователь Арктики нашелся, проворчал Серега. Рауль Амундсен. Иван Папанин. Знайка-научник… Я что-то в герои не очень рвусь. Мне бы добраться до нулевого, глянуть один глазком – и назад в Дом. И я, наверно, как вернусь – год за Периметр не выйду. В жопу! Я свое отработал. Джунглей хлебнул – выше крыши. И пацанов схоронил. Теперь прямая дорога в Наставники. Поставят на обойму, буду понемногу ребят воспитывать, опыт передавать. Этого добра у меня завались. Илья улыбнулся. Эх ты. Я тебе совершенно точно могу сказать – никто из перечисленных тобой в герои не рвался. Вспомни Наставника Ивлева. Вспомни капитана Павлова. Вспомни Семихвостова, который на твоих же глазах себя вместе с ДОТом подорвал. Никто из них и не рвался в герои. Они просто были героями. Вот так просто, да. Натура такая была. Вот не могли они по-другому. Каждый из них. Да ты и сам это понимаешь, только споришь со мной непонятно зачем. Да понимаю я, сердито отмахнулся Серега. Просто у тебя это… ну… как-то слишком уж торжественно выходит. Прямо эпик какой-то. Заладил одно – герои, герои… А это не только я, обиделся Знайка. Ты сам же и говорил. Тогда еще, Гришке. Помнишь? И чего теперь хвостом закрутил? Ну, говорил, говорил, буркнул Серега. И я не то что бы так не считаю… просто стремно мне самого себя героем объявлять. Он сплюнул презрительно. Мы всего лишь работу свою делаем! Надо кадавра убить? Убьем. Надо пятисотого приволочь? Приволокем. Надо на Периметре выстоять или сдохнуть? Выстоим или сдохнем. И все это без лишних там церемоний, без бравурности, эпичности и прочих понтов. Илья ржанул. Ну да. Обычное дело. И никто не геройствует. Спокойно жгем танки. Серега ухмыльнулся – смотрен-пересмотрен фильм, на цитаты растащен. Но ведь и они в окопе под танками без бравурности сидели, сказал Илья. Эпичность – она как-то сама собой получается. Вроде и работу свою делал – а хоба! – в герои проскользнул. Специально не лез, само вышло. А потом тебя и в Оперативном журнале запечатлят, и в Зале Славы повесят… Героические пацаны в момент своего геройства и не думали даже, что они герои. Но ведь это не умаляет, согласен? Даже наоборот. Вот взять тебя. Нас в Доме ждут, и только от нас зависит, будет Дом жить или нет. Потому и тащил ты нас через эти проклятые горизонты. Потому что приказ! Потому что умри – но сделай. Да ну тебя в жопу, обозлился Серега. Опять у тебя как ни поверни – все на одну сторону выходит. Работа у нас такая, понял? И отвали уже, дай чай допить…