Она села, вытянула руки, провела по песку, загребая его пальцами.
— Будто стена идет, стена времени, и сталкивает всех… в бездну. Остается семьдесят лет, шестьдесят… сейчас — пятьдесят, и это самое большее. Нет, ни за что не хочу дожить до девяноста, лучше уж умереть пока хоть относительно молодая, да, да, даже не попрощавшись с нашим миром. Я вчера в церкви была, там тоже священник рассказывал, мол, благодарить надо господа, дал дожить каждому его век, не погубил младенцев и детей… а одна старушка спрашивает — как же господь такой ужас допустил, ведь умираем все почти сорок лет по капельке каждый день, лучше уж сразу, единым мигом! На нее шикают, а он стоит и смотрит на нее — и ничего так сказать не смог, махнул рукой и ушел за алтарь. Тяжело им… всем, надо соответствовать до последнего. Лицо держать. Хотя нам тоже надо, прости, что я так расклеилась, не дело это, вопить от ужаса каждый день.
— Ты не вопишь каждый день. Уж раз-то в жизни всем можно.
В небе послышался слабый гул. Вдали летел самолет, поблескивающая на солнце искорка, за ним тянулся белый инверсионный след.
— На Питер летит, что ли, — Лиза провожала самолет глазами. — Помнишь, сколько их было, когда мы были маленькие. Каждый вечер небо расчерчено. А сейчас раз в месяц видишь, никому ничего не надо.
— Дорого.
— Вот и я о том. Мы разучились летать…
След не спешил расплываться, он так и оставался белой полосой с шероховатыми краями на фоне неба, и напоминал чем-то застежку-молнию на одежде. Когда поднимется в небо последний самолет? Сколько лет будет тому неизвестному пилоту, который рискнет сесть за штурвал? И зачем это будет надо — перевозить в безопасное место престарелую тушу какого-нибудь чиновника? Нет, пусть лучше тогда небо остается без всяких застежек, нагим и чистым.
— Ой, — сказала вдруг Лиза, глядя в сторону деревеньки. — К нам кто-то идет, как бы не погнали… А то развелось дедков с синдромом вахтера.
По пляжу брел старик, слегка приволакивая при ходьбе левую ногу. Пока они были увлечены самолетом и не замечали его появления, он подошел довольно близко. Максим на всякий случай вытащил пневматический пистолет — слишком нервное новое время сделало мир недобрым и опасным, где угодно можно было напороться на неадеквата, поэтому в заброшенных местах приходилось носить с собой оружие. Лиза, забыв свои обиды, махала рукой Кириллу, который уже спешил к друзьям.
— Что за дед, интересно? — спросил он, еще тяжело дыша после бега. — Не пограничник же, те бы уже ружьем размахивали.
— Да местный, скорей всего, — прищурилась Лиза. — Может, эстонец.