Павлышу то нравилась эта девушка, то нет.
Было чувство, словно она что-то задумала, и это что-то не очень понравится Павлышу. В Кимрах у него была такая подружка: сажала маленькому Славику лягушек за воротник с самым безмятежным видом и улыбалась при этом точно как сферида. Лягушек Павлыш жалел и выпускал, а с девочкой продолжал дружить по какой-то ему самому непонятной причине. Наверное, уже тогда любил риск.
— Здесь все автоматизировано, — сферида вышла из лифта вслед за Павлышом, мягко подобрав свои крылья. — Мы с вами единственные живые существа на поверхности целого планетоида.
— То есть вы все-таки меня похитили?
— Нет. Вы ушли добровольно. Прошу сюда.
Они шагнули в мягко светящийся белым светом туннель — и платформа под ногами пришла в движение, увлекая их вглубь базы, под скальную гряду, напоминающую очертаниями спелую гроздь винограда.
Тут было куда более светло и празднично, чем в пещере юноши-сферида на Форпосте. Никаких тебе мрачных роботов, шкур долгоногов и попискивающих противными голосами приборов. Высокие своды, молочное сияние, льющееся от стен, приветливые аппараты в белых кожухах.
А операторская, в которую они вошли, и вовсе напоминала Сикстинскую капеллу, если бы Микеланджело, расписывая ее, вдохновлялся снимками ровного горения белых и голубых звезд.
— Существует теория о множественности миров… — начала девушка, включая аппаратуру и настраивая кресло оператора на высоком постаменте.
— Миров множество.
— Безусловно. И все они, по вашему мнению и по мнению ученых Галактического центра, уникальны и существуют в едином пласте пространства и времени. Но теория множественности миров, которую исповедую я, допускает существование иных пластов, располагающихся относительно друг друга, точно коржи слоеного пирога.
— Где существуют так называемые туннели, то есть аномалии пространства-времени, которые выглядят как… не знаю, скажет ли вам что-то слово «колодец»… — Девушка кивнула. — Как колодец из бетонных колец, каждое из которых — срез населенного параллельного мира, лишь немногим отличающегося от своих двойников слоем ниже и слоем выше. Я кабинщик по первой профессии, мы это проходили.
— Выходит, вы не удивлены? — она лукаво склонила голову набок.
— Я люблю удивляться. Это лучшая из радостей, доступных человеку.
— А я не люблю. — Она впервые заговорила о личном. — Мне нравится незыблемость. Когда гипотезы подтверждаются, теоремы доказываются, и новый химический элемент открывают в тех условиях и в то время, которое предсказала наука.
— Я это понял, Луэрмин-Нома. — Павлыш не мог вспомнить, как обращаются у сферид к взрослой женщине, поэтому просто назвал ее по имени. — Но ведь мне придется удивиться сегодня?