Объехав дальней дорогой ближайшую к заброшенному кладбищу деревню — она и так намозолила там глаза — они добрались до небольшого города, где удалось одеть Вацлава, и поехали дальше. Она предложила ему изображать слугу, он кивнул. Изображал плохо, с трудом отзываясь на распоряжения, не умея обращаться с лошадьми. Единственное, что его волновало, это — съесть побольше. Чтобы не вызывать лишнего внимания, Кедвин выбирала проселочные дороги. Хорошо еще, что наступала осень, а значит — ярмарки, и по дорогам Баварии кто только ни шлялся.
Некоторое время Кедвин ждала, когда спутник «отойдет», но он оставался то настороженным, то погруженным в себя. А ей и хотелось узнать, и страшно было представить, что творится в душе у того, кто провел в могиле… много лет. Но она начала расспросы с более простого:
— Почему тебя приняли за вампира?
Он отрицательно покачал головой и попытался вернуться в пучину своего внутреннего мира.
— Ты только заехал в ту деревню или жил там долго?
— Жил. Долго или нет — не помню.
— А когда произошла твоя первая смерть?
— Не знаю. В сражении убили, а в котором, я не понял.
— То есть это была война? В каком году?
Пожатие плеч.
— Ну а под чьим командованием ты сражался?
— Самого Яна Рогача, а всем войском командовал Ян Жижка.
— Великий Слепец, — невольно произнесла она прозвище знаменитого полководца. — А когда гуситов разбили, ты куда делся? Сразу поселился в той деревне?
— Нет, после Сиона[12], когда нас совсем разбили, ушел в лес, потом странствовал по германским землям, потом уже здесь оказался.
Живя в этих краях, она волей-неволей узнала их историю и сейчас мысленно привязывала рассказ Вацлава ко времени. Бессмертным он стал где-то в пятнадцатом веке, потом странствовал, потом поселился поблизости от родной Богемии, допустим, в начале шестнадцатого века. И что-то произошло. И двести лет пролежал в могиле. Ну не двести, ладно, сто пятьдесят. Ее передернуло, как попробовала представить. Ей по-прежнему хотелось спросить, что чувствует, если чувствует, Бессмертный, лежа в могиле, но она не решалась.
— А кто был твоим учителем?
— Я в школу не ходил.
— Я имела в виду: кто рассказал тебе, что ты бессмертный, про наши правила.
— Его звали Сайлас, тоже из нашего войска. Секирой рубил. Мы больше пушками папистов крошили, а он уважал секирой. А какие правила?
Она рассказала, он кивнул, сказал, что слышал их, только не от Сайласа, а от другого бессмертного, позже.
— Ты помнишь, сколько взял голов?
Он задумался, потом ответил:
— Две.
— Секирой, топором?
— Дюссак[13]. Знаешь, что это, или им не дерутся теперь?