— Я помню, как ты допытывался у меня, рад ли я возвращению старых, добрых времен. Ты придумал бросить бомбу в фонтан — но план не сработал. Ты не забрал голову Маклауда. Хотел спасти его? Отвечай!
— Да, — сказал Митос.
Он впервые за долгое время почувствовал абсолютное спокойствие. Будто разом перестали волновать и собственная судьба, и итог всех планов. Просто — будь что будет. Потому что только так — правильно. Странное ощущение, учитывая плачевные обстоятельства. Сайлас поднял топор. Митос закрыл глаза, не пытаясь уйти от удара.
Топор врезался в стену рядом с его головой.
— Сражайся! — велел Сайлас.
Он всегда преображался в бою — Митос помнил это. Всадник Война в своей стихии — сильнейший воин, тот, кто убивал, не задумываясь. Кто радовался каждый раз, глядя, как вместе с кровью из жертвы вытекала жизнь.
Митос выхватил меч, одновременно вскакивая на ноги. Поскольку он все еще носил с собой катану Маклауда, то первой ему под руку попала именно она. Митос крепче перехватил непривычную резную рукоять. Клинки скрестились — выдержать прямой удар Сайласа было нелегко, Митос едва удержал меч в руках, но все же выстоял.
Сайлас довольно захохотал.
— Ты еще не совсем расклеился!
И обрушил на Митоса новый удар, от которого Митос сумел уклониться и ударить в ответ — катана задела плечо Сайласа. Тот рыкнул и кинулся в атаку с удвоенной силой.
* * *
— Жаль, что тебя пока нельзя съесть, — сказал, обращаясь к пленнику, Каспиан. — Ты, должно быть, вкусный.
— Подавишься, — ответил Дункан.
Он не боялся, что его обезглавят. Вряд ли Каспиан решился бы противоречить лидеру, а тот велел сохранить Маклауду жизнь. Но в остальном Каспиан вполне мог проявить свои садистские наклонности во всей красе, желая отомстить. Потому Дункан не удивился, когда тот отпер клетку и подошел к нему, держа в руках кинжал. Поскольку освобождать Дункана от цепей никто не собирался, то сопротивляться он все еще не мог. Каспиан схватил Дункана за волосы и поднес лезвие кинжала к самым его глазам, наблюдая, как Дункан безуспешно пытается вырваться. Потом коснулся его скулы острием, надавил, пока не потекла кровь.
— Может, отрезать тебе что-нибудь? На пробу? — задумчиво сказал Каспиан. Он слизнул кровь с лезвия и довольно прищурился. — Все равно отрастет, никто и не заметит. А если и недосчитаешься нескольких пальцев, то кого это беспокоит? Уж точно не меня.
Может, Каспиан и воплотил бы свою угрозу в жизнь, с него сталось бы. Но тут его внимание привлек Зов. Сначала Каспиан не беспокоился — он с улыбкой повернулся к дверям, ожидая увидеть кого-то из братьев. Но никто не показывался.