Сколл обратил на Лориан непроницаемо чёрные глаза, будто услышал её внутренние метания.
– Зря ты на него злишься, он не такой зверь, как ты о нём думаешь.
– То, что он делает, невозможно принять, – отозвалась сразу Лориан чуть резко, будто всё время и ждала, что Сколл заведёт разговор о своём хозяине.
Она огляделась, убедившись, что их никто не слышит. Воины стояли у привязанных лошадей и о чём-то разговаривали, до укрытия доходили только невнятные обрывки.
Роуд поставил на огонь котелок, засыпав туда каких-то ароматных трав, что вытащил из мешочка. А пока отвар закипал, мужчина выдернул из-за пояса нож, отрезал небольшой сук и принялся неспешно что-то выстругивать. На его губах, обрамлённых чёрными усами, блуждала задумчивая улыбка. Даже странно было видеть его таким, всегда ведь суров и непреступен.
– Если хочешь, я тебе расскажу немного о нём, но только немного, быть может, тебе станет что-то понятно в его поступках.
– Например, о чём?
– О его прошлом, детстве.
Лориан фыркнула, у такого человека не может быть детства. Она даже ни разу не задумывалась об этом. Морось, казалось, ненадолго прекратилась, котелок забурлил, разнося средь деревьев пряный горячий запах.
– Прошу, – предложил роуд, бросая взгляд на свой дорожный мешок.
Лориан потянулась за ним, всё равно не тронутся с места, пока не распогодится – слишком опасно идти по взгорьям на лошади в дождь. Спешить некуда. Изъяв деревянные плошки, Лориан подцепила котелок плотном, разлила отвар в миски.
– Так что за детство у него было? – спросила, сдувая пар, отпила, обжигая губы. Любопытство взяло вверх, Сколл знал, на что давить.
Роуд продолжал стругать палку и не торопился отвечать, будто нарочно ещё больше испытывал терпение, сильнее распаляя интерес.
– Всё, что мне известно, это то, что тэн Грисанд отступник и…
– Это неправда, – перебил роуд, вновь проведя лезвием по коре: полетела мелкая стружка. – Я вижу, что он не равнодушен к тебе, слишком о тебе печётся.
Лориан закатила глаза.
– Конечно, я ведь дорогая вещь, он отдал много монет, ещё бы он не…
– Он забрал тебя у отчима пьяницы, который рано или поздно отдал бы тебя за долги.
Лориан шикнула – обожгла губы варом. Сглотнула, смотря на костёр – Сколл бил по живому. Злость и бессилие с новой силой всколыхнулись в груди.
– И всё равно это не значит, что… – на этот раз Лориан сама смолкла, проглатывая подкативший ком. – Я не хочу ничего о нём знать.
Сколл глянул на неё хмуро, а потом потянулся за плошкой.
– Как знаешь. И всё же кое-что скажу. Однажды он лишился всего: родителей, имени. Он знает цену жизни, цену свободы.