— Открой кислородный вентиль, — говорю Шабанову.
Через щель под приборной доской вижу, как Володя наклоняется, что-то крутит. Прикладываю маску ко рту — кислорода нет. Что за чертовщина!
Говорю Шабанову:
— Проверь как следует, может, не тот вентиль крутишь?
— Все проверил, — отвечает Володя. — Открыл до отказа, но кислорода нет.
Создавалось критическое положение: подниматься выше нельзя — летчик может внезапно потерять сознание; идти на такой высоте на Севастополь, куда сейчас стянуты зенитки и истребители врага со всего Крыма, — опасность большая. Конечно, можно вернуться на аэродром, проверить кислородное оборудование и вылететь снова, но… Но возвращаться без снимков мы не имели права!
— Что будем делать? — спрашивает Шабанов.
Я вспомнил, как совсем недавно с Уткиным фотографировали Севастополь с такой же высоты, досталось крепко, но все же проскочили! Правда, тогда зениток было меньше… Но проскочили! Надо только над целью находиться как можно меньше.
И я говорю Шабанову:
— Обходи Севастополь. Набери еще метров пятьсот. Зайдем со стороны Балаклавы, пойдем со снижением, авось проскочим.
— Опыт есть, — невесело шутит радист Виктор Бондарев, намекая на недавний полет, когда самолет получил приличный «букет» пробоин.
— Потом опытом поделишься! — не очень любезно одергиваю я Виктора.
Вот и Балаклавская бухта-щель, глубоко врезавшаяся в каменистый берег. Разворачиваемся прямо на бухту. Высота 6500.
— Пока не снижайся, — говорю Шабанову.
— Есть, — коротко отвечает Володя.
Самолет идет точно на срез бухты у Инкермана. Слежу за бухтой, а сам поглядываю за воздухом: нет ли истребителей? Пока спокойно. Вдруг впереди — довольно далеко — вспыхивают зенитные разрывы.
— Разворот со снижением!
Знакомая картина: Севастопольская бухта быстро уплывает вправо, усиливается свист воздуха за бортом, напряженно ревут моторы.
— Курс!
Володя выхватывает самолет из виража, бухта поплыла под самолет. Я включил фотоаппарат, смотрю вниз: бухта забита судами. Считаю, как всегда, вслух: один… два… пять транспортов, два эсминца…
— Разрывы близко! — сообщает Бондарев.
— Снижайся! — говорю Шабанову.
Моторы переходят на высшую ноту.
— Разрывы под хвостом! — кричит всегда спокойный Лаврентьев.
Я наклонился влево, чтобы посмотреть, что делается над Херсонесом: там наши самолеты бомбят аэродром, в небе «карусель» наших и немецких истребителей. «Бостон» снижается довольно быстро, стрелка уже проскочила цифру «5» — пять тысяч метров. Идем прямо на Херсонес.
«Не хватало еще влезть в эту кашу!» — мелькает мысль. И тотчас прямо перед носом самолета вспыхнуло огненно-черное пламя, отрывисто гаркнул правый мотор, самолет кинуло в сторону и со свистом потянуло вниз.