– Я действительно хочу помочь тебе, Луиза. – Помочь мне. Все они хотят мне помочь. Как будто я старуха, которая больше не в состоянии сама перейти улицу. – Но сделать это я смогу только в том случае, если ты поговоришь со мной.
Думаю, что даже в этом случае у него ничего не выйдет.
Диванная подушка, на которой я сижу, жесткая. На вид намного удобнее, чем на деле. Еще мгновение я смотрю в лицо женщины, а потом перевожу взгляд. Снова на него. Он наклонился в мою сторону, опершись локтями на колени. Профессионально и по-дружески. Его взрослое лицо исполнено сочувственно-благожелательного выражения. Глаза его словно говорят: «Мне тоже было пятнадцать. Я знаю, что с тобой происходит».
Ни хрена он не знает.
– Некоторые вещи мы можем переварить, только когда говорим о них, – мягко произносит он.
«А некоторые – никогда», – думаю я, однако молчу. Бывают моменты, в которые хочется уметь просто переключить свою жизнь, как плохую телепрограмму. Сейчас как раз такой.
– Разговор о пережитых травмирующих событиях может помочь нам преодолеть их и залечить нанесенные раны.
Ага. Все равно что заклеить огнестрельную рану пластырем.
Я безучастно смотрю на него. Он вздыхает и сплетает пальцы, словно молится, чтобы я, наконец, сказала хоть что-то. Но я не говорю ничего. А предпочитаю снова отвести взгляд. Назад, к картинам. Рядом с грустной женщиной висит темное полотно. Лес, густые кусты и высокие деревья. На поляне – олень с огромными рогами. Он смотрит на меня. Я представляю, как он делает несколько шагов ко мне. Мгновение тишины и покоя.
– Расскажи мне, что произошло.
Я смотрю на свои руки. «Что произошло».
– Луиза.
Поднимаю взгляд. Не потому, что хочу этого, а потому, что научилась реагировать на свое имя. Это рефлекс. Я не могу иначе.
– Дело ведь не только в том, чтобы отсидеть свое время.
– Вот как?
При звуке моего голоса он на мгновение вздрагивает, но тут же берет себя в руки.
– Да, – спокойно отвечает он.
– Ну да, точно, – говорю я. – Все дело в том, чтобы вылечить меня. – Пауза. – Правильно?
Оставив без внимания мой сарказм, он спрашивает:
– Почему ты ударила свою одноклассницу?
– Потому что она это заслужила, – прямо говорю я. Холодным тоном. Как будто мне все равно.
– И почему она это заслужила?
«Потому что она мерзкая сука». Я могла бы произнести это вслух. Часть меня хочет именно этого. Но что изменится? Она все равно останется той же сукой, а я уже ударила ее и ни о чем не жалею.
– В чем причина?
Я думаю о том, что сказала Изабель. Об ее идиотском голосе и взгляде. И о том, как она стояла передо мной в своих узких джинсах-скинни с самодовольной усмешкой на лице. Но потом ее усмешка куда-то делась. Потому что она уже лежала на полу, и в ее носу пузырились кровавые сопли. Она разревелась. А мне было так хорошо, как я не чувствовала себя уже давно.