— Медон хороший мальчик, — рассеяно ответила женщина, деловито раскладывая покупки по холодильнику. — Увидел меня на входе с сумками и сразу предложил помочь.
Мальчик. Ага, как же. Ему лет двадцать, не меньше.
— Кстати, могла бы позвонить. Я бы хоть подготовился, — вместо этого сказал я и указал даймону на шкаф. — Просто скинь все туда, я сам потому разберу.
Тот с трудом поклонился и принялся очень медленно и аккуратно снимать с себя сумки. Я смотрел пару секунд, смотрел, плюнул и пошел ему помогать. Порвет ведь. С его-то рогами.
— Если бы я позвонила, то ты бы сбежал, — раздался голос из кухни, за которым последовал шум воды. — Как насчет мусаки?
Традиционное греческое блюдо. Запеканка из мяса и овощей.
Мама ее обожала и предпочитала готовить сама. Готовка вообще одно из ее главных увлечений, так подумать. Наш повар постоянно бурчал, что такими темпами его совсем оставят не у дел.
— Не то чтобы я против…
— Сейчас будет «но», — засмеялась она. — Говори.
— Ее готовить полтора часа… Черт, Тайгер, не дергайся. Порвешь ведь.
— Прошу прощения, сэр.
— Все нормально. Блин! — я не выдержал и просто расстегнул застежку на ремне. — Так вот. Сейчас уже пять. Плюс полтора часа готовить, плюс еда…
— Ты куда-то уходишь? — в голосе мамы послышалось удивление.
Я подавил усмешку.
— Что, не все про меня знаешь?
— Адриан. Только не начинай.
— Ухожу. В семь тридцать, самое позднее, — быстро прикинул я. — И то, если вызову такси.
— Мы можем подвезти вас, сэр.
— Нет, Тай, — я отрицательно покачал головой. — Спасибо, но нет.
Мама высунулась из-за косяка. Лицо у нее у нее было ну ж очень напряженное.
— Что-то случилось?
— Все в порядке. Встречаюсь со знакомыми, — как можно более небрежно ответил я. И даже не солгал ведь. — Это в Псири.
Лицо женщины мгновенно разгладилось.
— Пьянствовать, значит. Хм-м-м.
В ее руке непонятно откуда появилось лезвие. Оно отражало пробивающийся через окна солнечный свет и смотрелось на удивление опасно. Особенно с учетом ее предыдущей фразы и задумчивого хмыканья.
— Э-э-э, мам. Будь добра. Опусти нож.
Она улыбнулась.
— Что страшно?
— Очень, — я скорчил жуткую рожу. — За тебя переживаю. Порежешься ведь.
Это-то, конечно, вряд ли. Она поигрывала здоровенных кухонным тесаком с легкостью и опытом бывалого мясника. Ну или профессионального убийцы. С ней вообще всегда так.
Вроде говоришь с ней спокойно, говоришь, а потом бац! Происходит какая-нибудь хрень. И ты сразу вспоминаешь: «Ах, д-а-а. Она же „белая“ уровня гамма».
И этим самым ножом могла бы в одиночку покрошить отряд солдат и даже не запыхаться.