Что же касается Кригера, этот суд открыл новую главу в его драматической судьбе. Среди череды свидетелей была Уте Краузе, талантливая пловчиха, которая тоже давала показания о своих страданиях от рук спортивной системы Восточной Германии. Как только их взгляды встретились, пересекшись над переполненным залом судебных заседаний, мир вокруг них покачнулся.
«Я увидела Андреаса в суде, и это было как вспышка, – рассказывает Краузе, когда мы втроем встретились за ужином в тот же день. – В конце каждого дня спортсмены собирались небольшими группами, чтобы обсудить услышанное в суде. Между мной и Андреасом сразу же возник контакт. У нас были общие воспоминания, и мы легко находили сочувствие по отношению друг к другу. Мы говорили и говорили. Я поняла, что Андреас – тот мужчина, с которым я хотела бы провести остаток своей жизни».
Высокая, с проницательным взглядом и теплой улыбкой, Краузе тоже испытала тяжелые страдания от препарата Oral-Turinabol. «В школе я очень хорошо плавала, и в 1973 году меня пригласили в спортивное общество “Магдебург”, – говорит она. – Тренеры были довольны моими успехами и в 1977 году начали давать мне голубые таблетки. В течение нескольких недель я набрала 15 килограммов. Я думала, что это происходит оттого, что у меня развилась булимия и я стала очень много есть. У меня возникало впечатление, что я живу в чьем-то чужом теле».
После попытки самоубийства в 1983 году, когда Краузе проснулась в рвотных массах, вызванных передозировкой снотворного, она сумела уйти из плавания и нашла себе работу медсестры-практикантки. Именно там она узнала ошеломляющую правду.
«У одной пациентки я обнаружила те самые голубые таблетки. Я не могла поверить своим глазам, – рассказывает она. – Мне сказали, что это витамины, но я узнала, что это сильное лекарство, которое выписывается по специальным рецептам врача больным, прошедшим курс химиотерапии. Это было невероятно. Когда мне предложили выступить свидетелем против руководителей допинговой программы ГДР, я уже знала, что буду там и расскажу свою историю».
У Кригера и Краузе смешанные чувства по отношению к приговорам, вынесенным Хёппнеру и Эвальду: первого приговорили к полутора годам тюремного заключения условно, а второго – к году и десяти месяцам, и тоже условно. «Наказание не такое жесткое, на которое рассчитывали спортсмены, но достаточно уже и того, что они были осуждены, – говорит Краузе. – Мы удовлетворены хотя бы тем, что они не избежали ответственности за свои действия».
После суда Кригер переехал в Берлин и стал жить с Краузе и ее дочерью от первого брака. «Мы поженились в замке Хундисбург (неподалеку от Магдебурга) на церемонии с участием 70 гостей», – рассказывает Краузе, глядя на Кригера с мягкой улыбкой. Я спрашиваю, страдает ли она по-прежнему от депрессии. «После моей встречи с Андреасом она постепенно отступает, – говорит Краузе. – Думаю, что с его помощью я ее окончательно одолею». Кригер неизменно называет Краузе «моя жена», как будто он давно мечтал об употреблении этих слов и еще не устал от их новизны. «Все это золото, – говорит он, указывая на свои медали, – не имеет никакого значения. Это медали, полученные на допинге, а не спортивные награды. А вот это золото, – Кригер поглаживает обручальное кольцо, – значит для меня больше, чем все эти медали, вместе взятые».