Рекорд Джимми Коннорса – 109 побед в рамках турниров Большого шлема – до сих пор не побит.
Но был один противник, которого он не смог одолеть. «Я сражался с тремя поколениями игроков – от Лавера и Роузволла до Борга и Макинроя и, наконец, до Сампраса и Агасси. Я никого не боялся, – говорит Коннорс. – Но был один противник, с которым я не мог справиться, – возраст».
«Это расстраивало меня больше, чем что-либо еще. Я чувствовал, что еще способен бороться за титулы, но тело распадалось на куски. Если я начинал тогда играть против новых ребят, они могли победить. Но они не могли победить настоящего Джимми Коннорса».
Даже словом «ярость» трудно описать чувства Коннорса, направленные против собственного угасания. Когда в 1999 году он понял, что его увядающее тело мешает ему эффективно соревноваться на кортах для старшего поколения, он исчез из поля зрения словно призрак. В течение пяти лет он отказывался посещать соревнования, а когда Уимблдон пришел в дома с экранов телевизоров, он покинул свой дом. «Я не мог вынести того, что эти спортивные события по-прежнему происходят в жизни, а я уже не имею к ним отношения, – говорил он. – Возраст овладел мной, но я старался справиться с ним. Я хотел быть на кортах и сражаться». Все это порождает вопрос: почему? Что заставляло Коннорса так глубоко переживать? Что это была за мука, от которой он стремился убежать?
Многие невнятно намекали на глубокую и темную алхимию в его отношениях с Глорией Томсон – его матерью, тренером и наставником. Сам же Коннорс тепло отзывается о женщине, которая воспитала его от младенца до темпераментного чемпиона.
«Несмотря на ходящие слухи, моя мать не была излишне жесткой, – рассказывает он. – Она понимала меня и была рядом со мной и в победах, и в поражениях». Они по-прежнему очень близки. Коннорс бывает у нее (ей 82 года, и она живет в Иллинойсе) каждые десять дней.
Однако его отношения с отцом были более сложными.
«Он никогда не ходил на мои матчи, – сказал Коннорс после моих неоднократных вопросов, при этом голос у него дрогнул. – Он не имел отношения к тому, что я делал в теннисе. Он был очень гордым человеком».
«Говорил ли он когда-нибудь, что любит вас?» – «Нет, не говорил – и это преподало мне хороший урок в плане детско-родительских отношений. Если в течение недели я не скажу своему сыну (26-летнему аспиранту, который живет в Лос-Анджелесе), что я люблю его, значит, что-то идет не так».
Было бы, наверное, слишком просто предполагать, что сверхъестественное стремление Коннорса к успеху всего лишь следствие желания получить признание со стороны нелюбящего отца, но это, без сомнения, стало одним из важных факторов. Я спросил, примирились ли они когда-нибудь.