Каким-то чудом все годы после смерти Курёхина эти передачи ускользали от моего внимания, и я с огромным наслаждением прослушал их все, в очередной раз восторгаясь блеском эрудиции, невероятной живостью, дерзостью, смелостью и изяществом своего друга.
Первоначально программа называлась «Ваша любимая собака». Словом «собака» или «собачатина» не понимавшие и не любившие фри-джаз и джазовый авангард традиционалисты называли эту неприятную для них музыку, и Курёхин не преминул, конечно же, воспользоваться прекрасным словечком и втиснуть в этот емкий образ все то нестандартное, непривычное или, выражаясь его словами, «экстремальное» в музыке, что он так любил и чем хотел поделиться со слушателями.
За два месяца Сергей, со свойственным ему постоянством, несколько раз менял название программы. «Название развивается, не может же программа быть с одниим и тем же названием», – нисколько не смущаясь, объяснял он. На смену «Вашей любимой собаке» пришла «Наша маленькая рыбка», потом «Русский людоед», потом «Летающий Гинзбург».
Диапазон был огромен – от любимого им японского шумового террора, до гавайской песни, от серф-музыки до чикагской школы свободной импровизации, от индустриального грохота до нежной алеаторики Кейджа, от поп-групп 60-х до китайского джаза.
Эстетическое кредо вмещалось в два на первый взгляд противоположных лозунга, характеризовавшие звучащих в программе музыкантов и их музыку: «одичавшие зверюги» и «красота бесконечна». Были и гибриды – типа «мягкий, вкрадчивый экстремизм».
Приглашались гости: «профессор» Владимир Волков, которого Курёхин выдавал в эфире за скрывавшегося в недрах советских эстрадных оркестров гитариста-экспериментатора, Африка, Александр Баширов, Дмитрий Александрович Пригов. Но даже этим привычным, давно знавшим Курёхина и искушенным в импровизационной легкости людям было непросто тягаться с его неистощимой энергией и таким же неистощимым весельем.
Тяжелой апокалиптической мрачности, столь радовавшего Дугина и поглощавшего Сергея почти весь 1995 год «трагического постмодерна» и след простыл.
«Радуемся жизни, как поросята!» – захлебываясь от смеха, провозглашал он.
Эта радость жизни – главное наследие Сергея Курёхина.